Открытие Антарктиды

Они живут по большей части на пространных местах, но не имеют постоянных устроенных жилищ, невзирая, что уже с лишком 32 года видят примеры удобной и спокойной жизни англичан. В описании первого моего пребывания в Порт-Джексоне я упоминал, что в дурную погоду скрываются в пещеры или закладывают хворостом в полкруга ту сторону, откуда погода их беспокоит. В сем полукруге в нескольких местах разведенный огонь согревает их достаточно по их желанию. Женатые спят вместе, а прочие – в некоторой отдаленности от них, но также все вместе. Огонь почти всегда с ними неразлучен: они его носят с собой, и даже берут на лодки, когда едут на рыбный промысел. В лесах повсюду видно множество поваленных деревьев, ими подожженных, и редкое дерево близ моря, где они более проводят время, осталось неподожженным.

Когда наступает время женщине разрешаться от бремени, тогда относят ее в хижину, сделанную из древесной коры, или в каменную пещеру. Женщины говорят, что они легко освобождаются от бремени, редко родят двойни и редко же имеют более двух или троих детей. Новорожденное дитя обмывают холодной водой и обтирают травой; мать прикладывает его к груди, и обыкновенно по прошествии суток с ним уже прогуливается. Едва ему минет месяц, мать сажает его к себе на плечи, спустив ножки на груди, а природа сама научает его держаться за волосы матери. Женщины, имеющие старые одеяла, завертывают в оные детей своих и носят их на спине, подобно как цыганки в Европе. Когда ребенку минет полгода, тогда часто ставят его на землю и он научается ходить. Игры детские состоят, как и везде, в подражании занятиям родителей их, как-то: в борьбе, пении, пляске и других забавах.

Увеселение взрослых состоит в пении, плясках, метании копья, а иногда в примерных сражениях. Матери приучают дочерей плести лесы для рыбной ловли и убивать рыбу острогой. Впрочем, вообще как мужчины, так и женщины редко помышляют о следующем дне, от чего часто терпят голод, особливо когда погода неблагоприятна для рыбной ловли.

Новоголландцы не различают времен года, но от беспрерывной жизни под открытым небом предузнают состояние и перемену погоды.

Язык их различен. Живущие около Сиднея разумеют друг друга; но те, которые занимают места около Ньюкастля или Порт-Стефенса и по ту сторону реки Непеана, их вовсе не разумеют.

Каждый почитает свое общество лучшим. Когда случится им увидеть одноземца из другого общества, и ежели кто-нибудь его похвалит, непременно начнут его бранить: говорят, что он людоед, разбойник или великий трус и проч.

Живущие около Сиднея по утрам приходят в сей город и стараются что-нибудь получить, но лишь только погода начинает переменяться, особливо ежели услышат гром и увидят молнию, с черезвычайной поспешностью убегают в свои жилища. Лодки их весьма непрочны, обыкновенно из древесной коры. Природные жители снабжены железными инструментами и имеют всегда способ получать их сколько нужно, однако же все еще предпочитают свои каменные топоры.

Хотя ходят нагие и любят женский пол, но не было примера, чтоб явно удовлетворяли свое любострастие.

Неприязненность их против англичан почти вовсе прекратилась, но европейцы сами часто подают причину к раздорам. Иногда природные жители врываются на поля и утаскивают пшено, плоды и все, что попадается. Англичане мстят им по возможности. Несколько лет тому назад один из них убил англичанина – его судили английскими законами, и он повешен; товарищи его, бывшие зрителями, были вне себя от ужаса. Когда белый обругает или прибьет черного, обиженный тотчас идет жаловаться к директору полиции или по крайней мере угрожает жалобой, ибо им сказано, что они состоят под покровительством правления. Случается, что прибегают с жалобами даже к самому губернатору.

Обряды похорон их уже многими описаны; однако я ныне заметил, что обычай сожжения мертвых тел почти истребился.

Им известны некоторые целебные травы – в болезнях их жуют и часто оттого выздоравливают, но природа им более всего помогает. Когда же кто, захворав, повесит голову, мало говорит и мало ест, то друзья его уверены в его смерти; посему я заключаю, что смерть многих ускоряется от воображения. Никак невозможно уверить их, что не всякая болезнь опасна и что лекарства могут доставить облегчение; ничем не убедишь, чтобы приняли лекарство, и оттого часто умирают по недоверию или упрямству.

Когда я вторично зашел в Порт-Джексон, старые наши знакомые, Бонгари и состоящие под его начальством, тотчас нас посетили. Бонгари жаловался, что в продолжение зимы был нездоров сильным кашлем. На мой вопрос, чем он вылечился, отвечал: «Единственно грогом, и много его выпил!»