Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Если бы художник решил символически показать на картине Францию 1804 года, он мог изобразить Наполеона, который в парижском Нотр-Даме принимает корону из рук папы Пия VII, или 100 тысяч солдат Великой армии, которые ждут на побережье Булони приказа вторгнуться в Англию. Но не менее символической была бы картина, изображающая императрицу и ее спутников, которые бредут по болоту где-то севернее Седана.

Еще долго после того, как Франция была нанесена на карту, заблудиться или застрять на дороге в самом сердце Французской империи было делом обычным. Сравнивая карты Кассини с рассказами людей того времени, можно представить себе десятки кошмарных путешествий. Молодой армейский офицер по имени Поль Тьебо, который в 1792 году был в толпе, штурмовавшей Тюильри, в 1795 году ехал вместе с двумя другими офицерами из Парижа в Милло. Приведенный ниже отрывок относится к моменту, когда они добрались до места, где на карте было указано «шоссе, обсаженное деревьями».

«Не видя перед собой никаких троп, кроме русел ручьев, и не обнаруживая вокруг никакого жилья, мы заблудились после того, как прошли место, где, как сообщил нам наш проводник, был убит Жеводанский зверь[35]. Тем временем стало темнеть, и мы начали беспокоиться о том, как мы проведем ночь среди этих бесплодных холмов. Но тут мы заметили дом на другой стороне глубокого узкого ущелья».

Дом назывался Ла-Бастид. На карте Кассини он изображен как маленькое квадратное здание, помечен надписью «Ла-Бастид – трактир» и стоит у отдельного отрезка дороги. Просевшие каменные своды его первого этажа можно увидеть до сих пор, хотя крышу сорвали бури в 2004 году. В трактире были комнаты для проезжающих, где Тьебо и его товарищи и провели ночь. В доме, кроме них, были только две женщины, судя по виду хитрые и ловкие. Обнаружив люк в полу своей спальни, офицеры загородили чем могли все входы в нее и легли спать одетыми. На рассвете они попросили счет; с них потребовали луидор (24 франка) за постель и маленький омлет. (На 24 франка можно было покупать молоко от одной коровы целый год.)

« – Луидор! Вы в своем уме?

– Честное слово, у вас нет причин жаловаться. Никто вам не сделал ничего плохого.

– Кто, черт вас побери, говорит про вред? Я имел в виду цену.

…Уходя оттуда через ворота двора, мы оказались лицом к лицу с двумя вооруженными мужчинами, которые приближались к дому по дороге, которой мы шли накануне. На расстоянии тысячи шагов сзади них были еще несколько мужчин, тоже с оружием… Мы пришпорили своих коней и ускакали прочь быстрой рысью. Стены дома загораживали нас, прикрывая отход, и мы оказались вне их досягаемости раньше, чем они успели решить, что делать».

Те, кто критиковал Кассини за то, что система дорог на его карте была изображена так, что вводила человека в заблуждение и даже могла его погубить, – он показал на ней лишь главные дороги, оставив без внимания все менее значимые, – вероятно, никогда не покидали своего дома. Он объяснял, что дороги «меняются в зависимости от времени года». Карта, претендующая на то, чтобы показать все, была опасна для общества: ободренный ею путешественник мог рискнуть пойти туда, куда никто не должен ходить без проводника, который покажет «дороги в низинах и пропасти». Однако геометры самого Кассини тоже явно были слишком большими оптимистами. Люди, ехавшие из Тулузы в Бордо, должно быть, задавали себе вопрос: что случилось с (на самом деле никогда не существовавшими) мостами в Вердене и Тоннеэне. А в Альпах некоторые путешественники были, наверное, очень разочарованы, когда обнаруживали, что единственный способ двигаться дальше по дороге, отмеченной как «Большая дорога из Франции в Пьемонт», – разобрать карету и погрузить ее части на мула.

Итак, вот как смутно была видна Франция людям на заре XIX века – через не совсем точный шедевр картографии, созданный экспедицией, которая вышла из Парижа полвека назад. Кассини IV так и не смог обновить карту, на которую его семья истратила часть своего состояния. Доски, с которых она была напечатана, революционное правительство конфисковало; они так никогда и не были возвращены. Кассини был изгнан из обсерватории, которая была его домом, обвинен в том, что нацелил артиллерийские орудия на народ Парижа (за пушки были приняты телескопы), и отправлен в тюрьму, где называл себя «бывшим живым человеком». Он мог бы согласиться с Бодлером, который сказал, что «народы имеют великих людей лишь вопреки себе».