Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Un home tingue dos fills. Y digue lo mes jove de ells al pare: Pare, daii me la part de be que me pertoca[13] (Каталонские Пиренеи).

Un hommé abio dous mainachés. Et lé pus joubé diguec à soun païré: Moùn païré, dounatz-mé la partido dal bé qué mé rébén (Каркасон).

Un home abio dous éfans. Lous pus jouine diguet à soun péra: Moun péra, douna me la part de bostre bianda que me coumpeta (Лодев).

Un ome avié dous efans. Lou mendre li diguet: Paire, bailo-mi ce que deu mi reveni de toun be (Ласаль).

Un homé avié dous garçouns. Et lou cadè dighé à soun péro: Moun péro, beïla-mé la par que deou me révéni de vastè ben (Ним).

Un homo avié dous eufans. Lou plus jouîné diguet à soun péro: Moun péro, douna mi ce que deou mé revenir de vouestre ben (Марсель).

Но для людей, говоривших на этих диалектах, было очевидно, что между их наречиями сходства больше, чем различия. Нормой была не изолированность, а понимание друг друга. Область употребления некоторых диалектов могла поразить своей величиной. «Друзья Конституции», которые прислали аббату Грегуару ответ из Каркасона, написали о «бесконечном множестве» диалектов в деревнях и городах, но указали и на то, что человек мог пройти или проехать 20 или 30 лиг (56 миль или 83 мили) «и понимать это множество диалектов, зная лишь один из них». В Ландах местный диалект – ланде или «черный гасконский» до сих пор имеет отдельную разновидность в каждом городе. Но автор письма из Мон-де-Марсан заверил аббата, что «все гасконцы, от Байонны до самых дальних мест Лангедока» понимают друг друга без переводчиков.

Даже горы и ущелья не были непреодолимыми препятствиями. Жители отрезанной от мира деревни были вынуждены искать себе пропитание во внешнем мире, и потому в ней можно было найти знающих второй язык с большей вероятностью, чем в общине, которая могла прокормить себя сама. Странствующие учителя из Дофине и Прованса, которые на ярмарках ходили среди скота, привязав к петлице своей одежды бутылочку с чернилами, и кричали: «Учитель! Учитель!» – по традиции были родом из горной местности вокруг города Бриансон, где жители благодаря сезонной работе вдали от дома стали полиглотами. Провансальские пастухи, которые проходили 200 миль от Арля до Уазана, могли беседовать с местными жителями на всем протяжении пути, а дойдя до Альп, договаривались об аренде летних пастбищ с людьми, которые с точки зрения лингвиста говорили на другом языке.

Мнение, что французский язык быстро стал всеобщим и заменил все остальные, верно лишь отчасти. Перед Французской революцией в центрах городов с развитой торговлей, таких как Бордо и Марсель ( но не в их пригородах), люди, откуда бы родом они ни были, могли поддержать разговор с говорившими по-французски незнакомцами с севера. В Перигоре когда-то «говорить по-французски» насмешливо называлось francimander – «французить».Теперь здесь уже не считали, что говорить на французском языке – глупое жеманство. Правда, многие перигорцы не желали говорить по-французски, чтобы не наделать ошибок и не выглядеть из-за этого глупо. В Провансальских Альпах от французского языка было мало пользы в повседневной жизни, поэтому говорить на государственном языке было то же, что носить свою лучшую воскресную одежду. Должно быть, на несколько столетий раньше так же относились к латыни.