Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

За исключением нескольких городов, в которых происходил промышленный подъем, например Рубо и Монлюсона, французские города не разрастались за пределы своих прежних границ. В 1860 году, когда границы Парижа были расширены и в его состав вошли несколько примыкавших к нему деревень – Монмартр, Гренель, Вожирар и другие, – Оноре Домье опубликовал карикатуру: неуклюжие крестьяне, муж и жена в деревянных башмаках и блузах, стоят на вспаханном поле; вдали видны очертания Парижа, и супруги говорят: «Подумать только, мы теперь парижане!» Изобразив море грязи в пригородах и крошечный город-остров, Домье лишь немного преувеличил. В большей части Франции, когда странствующий рабочий входил в город, о его появлении сообщал стук его подбитых гвоздя ми башмаков по булыжной мостовой. В 1839 году Бальзак описал, как шестнадцатилетний странствующий подмастерье октябрьским утром входит в город Провен (департамент Сена-и-Марна). Провен стоял у одной из главных дорог, ведущих на восток; в этом городе были мельницы, кожевенный завод, кирпичный завод и завод по изготовлению спирта из сахарной свеклы. В этом городе выращивали розы для питомников и для аптекарей (лепестки розы входили в состав стимулирующих лекарств и лосьонов), в нем процветала торговля зерном, мукой, вином, шерстью и минеральной водой. В Провене устраивали четыре большие ярмарки в год, и от него было всего семь часов езды до Парижа в почтовой карете.

«Он остановился на маленькой площади в самой нижней части Провена. В это время дня он мог, оставаясь незамеченным, рассматривать многочисленные дома, стоявшие на этой продолговатой площади. Мельницы на протекавших через Провен реках уже работали. Шум их жерновов и эхо, которое он рождал в верхнем городе, сочетаясь с резкой прохладой и мерцающим светом утра, только усиливали тишину, такую полную, что можно было расслышать, как лязгает и гремит дилижанс на большой дороге, на расстоянии лиги отсюда… Не было видно никаких признаков торговли. Почти не было тех роскошных каретных ворот, которые бывают в домах богатых людей, а те, которые были, редко поворачивались на своих петлях. Исключением были лишь каретные ворота господина Мартене, врача, который был вынужден иметь карету и пользоваться ею».

Большинство французских городов, малых и больших, действительно имели большую пригородную зону площадью несколько тысяч квадратных миль, откуда люди уезжали работать в город на несколько дней, недель или месяцев. Даже если рабочий «день» продолжался несколько лет, он почти всегда кончался возвра щением в родной край – «пеи». И в Ним, и в Лион на текстильные фабрики приходили рабочие из очень дальних горных деревень. Мигрировало в основном сельское население, и мигранты, приходившие в города, в своем большинстве не были пищей для сатанинских фабрик, а предлагали услуги или начинали собственное дело. В 1838 году из почти 23 тысяч мигрантов-савойцев во Франции лишь 2 тысячи работали на фабриках, то есть, с их точки зрения, в сухом теплом месте, где дают еду, жилье и регулярно платят за работу.

Иностранцы, которые сегодня приезжают во французские города, обычно надеются быть принятыми в местное сообщество. У жителей Франции, переезжавших с места на место, обычно не было этой заботы. К середине XIX века половину населения Парижа составляли приезжие из провинций, и большинство из них не считали себя парижанами. Находясь вдали от дома, мигранты тратили как можно меньше денег. Душой они оставались в родном краю. От мест, через которые они проходили по пути, они были изолированы, а дойдя до города, жили внутри его в уменьшенных копиях родины, как савойские трубочисты. На некоторых парижских улицах звуки и запахи деревень и провинциальных городов были сильнее, чем звуки и запахи столицы. Многие мигранты ничего не знали по-французски, кроме своего уличного крика. Лудильщики и торговцы металлоломом из одной долины в Кантале все жили поблизости от улицы Лапп возле Бастилии. Водоносы и чернорабочие из соседней долины жили в том же квартале, так что две группы земляков в Париже вместо реки Жорданны разделяла улица. Все участники того заговора, который послужил Александру Дюма основой для «Графа Монте-Кристо», были родом из одной и той же части Нима и жили в одном и том же квартале Парижа, между Шатле и Центральным рынком. Они встречались и обменивались новостями с родины в кафе на площади Сент-Оппортюн, хозяином которого был их земляк. Следы этих деревень внутри города все еще видны, особенно возле больших железнодорожных станций – название кафе или ресторана, провинциальное блюдо в нем, акцент у официанта или фотография коровы на горном лугу.