Открытие Японии и реформа японского тела (вторая половина XIX — начало XX вв.)

Конец XIX века принес резкое обострение “кожной” тематики. Победа Японии в войне с Китаем (1894–1895) спровоцировала разговоры о “желтой опасности”. По отношению к японцам этот термин был впервые употреблен Вильгельмом II в 1895 году. Раньше в общественном сознании японцы не воспринимались как люди с однозначно желтым цветом кожи. Хотя французский естествоиспытатель Ж. Кювье и выделял “белую”, “желтую” и “черную” расы, европейцы обычно находили цвет кожи японцев “темным”, “смуглым”, “оливковым”, “темно-бронзовым” и т. п. Такие определения, как “смугло-желтый” и “желтолицый” встречались, но до определенного времени не носили оскорбительного оттенка.

Термин “желтая опасность” (yellow peril) во второй половине XIX века употреблялся (преимущественно в США) по отношению к китайским рабочим-кули, которые были трудолюбивы, невзыскательны и составляли известную конкуренцию местному населению. Однако после японо-китайской войны под этим термином стала по преимуществу пониматься военная угроза, которую представляет Япония мировой гегемонии западных держав.

Презрительный и одновременно пугающий эпитет “желтый”, употребляемый по отношению к японцам, с легкостью укоренился и в России, чему, безусловно, сильно способствовал исторический опыт нашей страны. Современные японские геополитические амбиции воспринимались в контексте татаро-монгольского ига. Владимир Соловьев видел в японском воинстве Антихриста. За победами японцев в войне с Китаем он предвидел угрозу будущему России. В 1894 году он с нескрываемым ужасом писал:

О Русь! забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен…

Во время японо-русской войны широкую известность получила песня “Варяг”, в которой, в частности, пелось:

Из пристани верной мы в битву идем
Навстречу грозящей нам смерти,
За родину в море открытом умрем,
Где ждут желтолицые черти!

Японское правительство настойчиво заявляло, что война не имеет ничего общего со столкновением рас или же религий — она направлена “всего лишь” на обеспечение “справедливых интересов” страны. Тем не менее, японским общественным мнением она в значительной степени воспринималась как расовая, имела “цветовую” окрашенность. Желание воевать с Россией объяснялось в Японии не только экономическими и геополитическими соображениями. Ввязавшись в победоносную войну, японцы выживали из себя комплекс телесной неполноценности. Они прилагали титанические усилия, чтобы вообразить себя “настоящими” европейцами. Теперь, с введением в обиход “цветового” кода, зазвучали заявления, что у японцев белое сердце под желтой кожей, а вот у русских — желтое сердце под белой кожей[27].

Оправдание желтой кожи

После японо-русской войны японцы стали считать свою страну “державой”, сопоставимой с державами мировыми — США, Англией, Францией, Германией, Россией. Казалось, что с дискриминацией со стороны Запада было покончено. Однако она приобрела качественно другое измерение: стойкое определение японцев как “желтых” лишало их шанса сравняться с европейцами, ибо цвет кожи изменить невозможно. При этом определение “желтый” приобрело презрительный оттенок. Однако, признавая успехи Японии на пути приобщения к “цивилизации”, европейцы все равно именовали японцев “обезьянами”, имея в виду их способность к “внешнему” подражательству и неспособность к усвоению “сущности” западной цивилизации. Под этой сущностью имелось в виду прежде всего христианство, проповедь которого в Японии имела крайне ограниченные результаты.

Таким образом, реформы японского тела и его “камуфляжа” (одежды) имели существенные ограничения в деле признания равенства японцев с европейцами. Пребывая в эйфории, вызванной успехами “цивилизации” и в особенности победами в японо-русской войне, японские “передовые” мыслители заговорили, что расовые различия, за которые так держался Запад, не имеют значения. В статье, помещенной в февральской книжке влиятельного журнала “Тайё” за 1905 год, говорилось о том, что рост и вес человека, цвет кожи и волос являются следствием проживания в разных географических и климатических условиях, эти телесные характеристики — “внешние” и несущественные. Намного большее значение имеют “ум и моральность”, а в этом отношении все народы Востока и Запада изначально равны. Поскольку же интеллектуальная и моральная составляющие поведения человека могут быть усовершенствованы и развиты, то именно за эти “культурные” параметры и следовало держаться: на этом пути Японию и японца могли ожидать успехи.