– О-хо-хо, грехи наши тяжкие! – ернически взвыла Машка, поднимаясь в победном танце на задние лапы и вознося над собой трепещущее тело добычи. Ещё живое, сучащее конечностями и дёргающее усами, но уже обречённое.
– Некролог читайте в утренних газетах. – Петруха повернулся к смеющейся Флоре и бережно тронул девушку за нежное запястье. – Ты принесла Машке удачу. Сегодня она завершила поистине Большую Охоту!
Фикус вдруг запоздало, но как-то необычайно бурно, зааплодировал. Хавроньи подхватили, подхватила Анфиса, трепещущая крыльями с огромной частотой. Подхватил Петруха, Флора и даже томно вздыхающая герань забарабанила ловчими усиками по оконному стеклу.
Чэ-Рэб ликовал. Выводок снова крупно обгадился. Уже третий раз за последний месяц. Была в этом кое-какая заслуга и его, Чэ-Рэба, лично. Пусть он лишь один из множества игроков, ведущих поединок, где на кону судьба остатков человечества, а правила – собственные у каждой из сторон. Пусть его удел лишь наблюдать. Но всё же он, в отличие от единичного арра, даже такого влиятельного, как придушенный сегодня Зотт, имеет право метать Кости.
И сегодняшняя Удача – его Удача: Кости легли шестёрками вверх.
Жёсткая шахматная логика Выводка упёрлась в непредсказуемость людей, и – забуксовала. Шах! Будь Зотт вправе двигать фигуры, всё могло бы выйти по-иному. Однако арр вне Выводка – никто. А Зотт уже – ничто.
Великие Джунгли! И эти туповато-прямолинейные букашки ещё собираются владеть миром? Тем, где бал правит Случай? Где первые дамы – Спонтанность и Неопределённость, а свинцовая Геометрия точных расчётов лишь их грузная служанка? Несчастные, они обрекли себя на поражение изначально, увязнув по самые крылья в своей тактике многоходовых запланированных комбинаций и не умея отступить от неё ни на шаг.
Что же, Проводник в Бездну им в помощь!
И фикус по имени Чэ-Рэб разразился новым шквалом оваций…
5. Русское поле эксперимента
Луна для Ульяны
Улитка по имени Ульяна мечтала стать бабочкой. Она мечтала об этом давно. Ещё с тех пор, когда была крошечной девочкой-улиточкой, меньше цветка земляники.
«Ах, почему у меня на спинке не лёгкие радужные крылышки, а тяжёлый домик? – думала Уля, двигая мягкими рожками. – Почему для того, чтобы взобраться на ромашку, мне нужен целый день, а не одна секунда, как какому-нибудь беспечному мотыльку? Ах я бедняжка!»
Нет, домик у неё был, конечно, замечательным. Светло-коричневым, завитым аккуратной спиралью, с полупрозрачными стенками. Вдобавок у домика имелась чудесная слюдяная дверца, которую Ульяна задвигала на ночь. Или если на улице становилось чересчур холодно. Или просто так – чтоб полюбоваться, как на мельчайших неровностях слюды играет и переливается солнышко. Да, это был уютный домик, славный домик, но разве сравнишь самый лучший домик – и крылышки?
Надо сказать, что Ульяна была умненькой улиточкой – начитанной, вежливой, и, разумеется, круглой отличницей. Из учебников она знала, что бабочки тоже начинают летать не с самого рождения. Сначала им приходится целое лето поползать в шкурке гусениц. Между прочим, внешне очень похожих на слизняков и улиток, только намного глупее. (Гусеницы, сказать по совести, самые бестолковые создания на свете, глупее даже тлей.) Потом – свисать с каких-нибудь веточек или травинок в виде куколок. Причём некоторые куколки, заметила наблюдательная Уля, выглядят точь-в-точь как улиткины домики. И лишь потом из куколок на свет появляются бабочки.
«Может быть, я тоже куколка?» – думала Ульяна. Однако когда она рискнула спросить об этом у мамы, та с грустной улыбкой ответила:
– Нет, девочка. Впрочем, это даже хорошо. Ведь у бабочек нет таких прелестных домиков, как у нас. А ещё их ловят птицы. И пауки.
Уля готова была расплакаться от огорчения, но мама угостила её сладким шариком цветочной пыльцы, смешанной с капелькой мёда, и слёзы сами собой высохли. Тем не менее, улиточка продолжала мечтать о полёте. «Может быть, мама ошиблась, – размышляла она. – Гусеницы ведь тоже не верят, что станут бабочками».
И вот однажды…
Однажды Ульяна – к тому времени уже довольно взрослая улитка, размером с лесной орех и возрастом примерно девяти улиточьих лет – услышала странную беседу.
Разговаривали пятеро. Барсук Сильвестр, очень основательный и разумный зверь, хоть и подросток. Две белочки-близняшки Леночка и Ланочка, известные хохотушки и непоседы. Хомяк Харитон, о котором можно сказать только одно: Харитон был гордостью родителей, родственников и вообще всех хомяков в округе. И медвежонок Билли Бонс – Дубовый Костыль, о котором можно сказать, что этот-то проказник гордостью родителей не был никогда.