Открытие Индии

Именно необходимость действовать в настоящем позволяет мне ясно осознать это настоящее, и тогда я могу писать о нем свободно и с известной легкостью. В тюрьме оно представляется мне чем-то расплывчатым, смутным, чем-то таким, что я не могу ухватить или воспринять как ощущение момента. Оно перестает для меня быть настоящим в подлинном смысле этого слова, но в то же время это и не прошлое с его неподвижностью и застывшим спокойствием.

Не могу я брать на себя и роль пророка и писать о будущем. Я часто думаю о нем, и мой ум пытается проникнуть сквозь его покров и облечь его в выбранные мною одежды. Но все это — пустое воображение. Будущее остается неопределенным, неведомым, и нет никакой уверенности в том, что оно не разрушит вновь наши надежды и не обманет мечты человечества.

Остается прошлое. Но я не могу писать о событиях прошлого академически, как историк или ученый. Я не обладаю необходимыми для этого знаниями, данными и подготовкой, да я и не расположен к такого рода работе. Прошлое или угнетает меня, или согревает своей теплотой, когда оно соприкасается с настоящим и становится как бы частью этого живого настоящего. Если этого не происходит, прошлое холодно, бесплодно, безжизненно, неинтересно. Я могу писать о нем, как я это делал и раньше, лишь ставя его в какую-то связь с моими сегодняшними мыслями и действиями, и тогда занятие историей, как сказал когда-то Гёте, несколько облегчает тяжесть и бремя прошлого. Я полагаю, что это процесс, схожий с психоанализом, по только примененный не к отдельному человеку, а к целому народу или ко всему человечеству.

Бремя прошлого, бремя заключенного в нем хорошего и дурного давит, а иногда просто душит. В особенности это относится к тем из нас, кто принадлежит к таким древнейшим цивилизациям, как индийская и китайская. Как сказал Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником — это опасно».

В чем состоит мое наследие? Наследником чего я являюсь? Наследником всего, чего человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого. Но мы, индийцы, являемся обладателями еще одного особого наследия, не являющегося исключительно нашим достоянием, ибо таких наследий нет, а все они составляют общее достояние всего человечества, но такого, которое имеет к нам все же наибольшее отношение, чего-то, что есть в нашей плоти и крови и что сделало нас такими, какие мы есть и какими можем быть.

Именно об этом наследии и о его применении к настоящему я давно размышлял, и именно об этом мне хотелось бы написать, хотя меня пугают трудность и сложность вопроса и я могу коснуться его лишь поверхностно. Я не могу осветить его так, как он того заслуживает, но, попытавшись все же это сделать, я, быть может, смогу сослужить некоторую службу себе самому, внеся ясность в свои собственные мысли и подготовив свой разум к следующим этапам размышлений и деятельности.

Неизбежно мой подход будет часто носить личный характер: я буду говорить о том, как та или иная идея возникала в моем уме, какие формы она принимала, какое влияние она оказывала на меня и как она сказывалась на моих действиях. Речь будет идти также и о некоторых чисто личных переживаниях, которые не имеют никакого отношения к теме в ее широком понимании, но которые так или иначе окрашивали мои мысли и определяли мой подход ко всей проблеме. Наши суждения о странах и народах основываются на многих факторах. Среди них большое значение имеет фактор личного общения, если таковое имело место. Если мы сами не знакомы с народом той или иной страны, мы обычно склонны выносить о нем еще менее правильное суждение, чем когда мы его знаем, считая его при этом совершенно чуждым и отличным от нас.

Что касается нашей собственной страны, то тут наши личные связи бесчисленны, и благодаря им в нашем сознании возникают многочисленные образы или некий сводный образ наших соотечественников. Так я заполнил картинную галерею моего ума. В ней имеется несколько портретов ярких, живых, которые смотрят на меня, напоминая о некоторых возвышенных моментах жизни,— и тем не менее все это кажется таким далеким, похожим на когда-то прочитанную книгу. Есть там много и других картин — живых свидетельств былого товарищества и дружбы, которые так скрашивают жизнь. Там множество картин, изображающих народ — индийских мужчин, женщин и детей, сгрудившихся вместе и глядящих на меня, в то время как я пытаюсь постигнуть, о чем говорят эти тысячи глаз.