Открытие колбасы «карри»

Это «погоди» на какое-то время прервало их беседу, приведя Бремера в некоторое замешательство. Случайно оброненное слово выдало ее: значит, она думала о будущем, то есть, вероятно, даже планировала его. Но этого у нее, уверяла меня фрау Брюкер, даже и в мыслях не было. Разве только неосознанно. Просто, бывало, сидишь вот так с кем-нибудь, разговариваешь, и тебе настолько хорошо, что хочется, чтобы так оставалось и впредь.

– Я даже не помышляла ни о будущем, ни о совместной жизни и уж тем более о браке – ведь я еще считалась замужней. Быть вместе, не больше, но и не меньше. А он только и ждал, когда сможет покинуть эту квартиру и вернуться наконец домой.

Лена, правда, тут же попыталась сгладить вырвавшуюся фразу и потому, накрывая на стол, продолжила: «Ну, так или иначе, долго это не продлится. Надеюсь, Хайнц вернется домой целым и невредимым». И, без перехода сменив тему, принялась рассказывать о том, что объявило сегодня на собрании окружное начальство: «Гамбург будет защищаться. До последнего мужчины».

«Это безумие», – сказал Бремер.

Она попробовала проткнуть картофелины, но они еще не сварились, были сыроваты. «Как долго можно защищать город?» – «Довольно долго, – ответил Бремер, – пока камня на камне не останется. Ленинград они защищали три года. Но только с одной разницей: здесь «томми» введут в бой свои бомбардировщики. Им лететь недалеко, рядом Мюнстер, Кёльн, Ганновер. А в городе армейских подразделений вообще нет, одни старики, канцелярские крысы, военные музыканты, дети из гитлерюгенда и калеки, с такими никакое государство не защитишь. «О, правильно, государство! – крикнул он и вскочил. – Не мог вспомнить». Он пошел в гостиную и вписал это слово в кроссворд.

В этот момент в дверь позвонили. На какой-то миг они застыли, словно их парализовало. Быстро! Тарелки – долой! Вилки, ножи, стаканы – все долой! Но в дверь позвонили второй раз, теперь дольше, настойчивее. «Минутку! Я сейчас!» – кричит она, заталкивает Бремера в чулан, а в дверь уже стучат, да какое там стучат, колотят! Она бежит в спальню, хватает вещи Бремера: шапку, свитер, носки, – швыряет все в чулан, где стоит Бремер, бледный, оцепеневший, а в дверь звонят уже непрерывно и колотят что есть мочи. «Эй!» – слышится мужской голос, голос Ламмерса, ответственного в квартале по противовоздушной обороне. «Я в уборной!» – кричит она, на цыпочках пробирается в туалет и спускает воду, потому что уверена: Ламмерс подслушивает у двери, так же на цыпочках вбегает в ванную, тут еще лежит его бритвенный прибор! Куда деть? В мешок с бельем.

Запирает дверь в чулан. «Эй! – опять кричит Ламмерс, поднимается крышка почтового ящика на двери в квартиру, через щель видны его пальцы, потом опять раздается голос Ламмерса, он кричит уже в отверстие для писем: – Фрау Брюкер! Вы ведь дома. Открывайте! Я вас слышу. Сейчас же откройте! Немедля открыть!»

«Ну, конечно, сию минуту». Она отодвигает задвижку на двери.

Бремер в чулане осторожно присел на чемодан и, словно спрятавшийся ребенок, пристально смотрел в коридор сквозь замочную скважину; он видел пару черных сапог со шнуровкой, левый поменьше, неровный, стало быть, ортопедический, поверх сапог – кожаные гамаши, серое поношенное пальто военнослужащего, на портупее болтаются каска и сумка для противогаза. Старческий голос произносит: «Необходимо проверить затемнение в квартире». Осведомляется, наполнены ли песком ведра. «На дом может упасть зажигательная бомба», – продолжает голос. «Или снаряд, – подхватывает она, – англичане ведь стреляют уже через Эльбу». Но Ламмерс не хочет даже слышать этого: «Мы тоже стреляем в них». – «Вот об этом я ничего не знаю», – говорит Лена Брюкер. «Они будут отброшены назад. Уж не сомневаетесь ли вы в этом? Гамбург – настоящая крепость. Вы снова курите?» – спросил голос, и Бремеру кажется, что он слышит демонстративное потягивание носом. «Да». – «Я слышал от господина Цверга, – говорит поношенное пальто военнослужащего, – что вы опять берете сигареты на ваши талоны. Вы ведь меняли их раньше на картошку». – «Да, ну и что?»