Открытие медлительности

Он выучил наизусть целые флотилии слов и батареи ответов, чтобы снарядиться на все случаи жизни. Нужно быть ко всему готовым, будь то слово или действие. На то, чтобы разбираться, у него не будет времени. Вопрос был для него всего-навсего сигналом, что он может, как попугай, выдать без запинки заученные сведения. Тогда никто не мог предъявить ему никаких претензий, ответ проскакивал. Он вполне управлялся! Корабль, ограниченный морем, поддавался изучению и запоминанию. Единственное, что представляло непреодолимую трудность, — бег. Быстро бегать он не умел. А ведь из этого и складывался весь день: носиться, передавать приказы с палубы на палубу — узкие трапы, узкие проходы! Он запомнил все переходы и даже зарисовал их, а потом повторял каждую ночь целых две недели кряду. Теперь ноги сами собою несли его вперед, и все было хорошо, если только кто-нибудь не попадался навстречу. Тогда беда, но делать нечего, он все равно продолжал свой путь, шел напролом, соответствующее извинение всегда было наготове. Очень скоро остальные члены команды усвоили, что лучше пропускать его и не попадаться ему на пути. Офицеры не любят учиться.

— Вы должны себе представить это так, — сказал он три дня назад, с трудом подбирая слова, пятому лейтенанту, который даже выслушал его, что объяснялось, очевидно, изрядной порцией рома, принятой до того. — У каждого судна есть своя предельная скорость, которую оно не в состоянии превысить, независимо от того, какой дует ветер и какие поставлены паруса. То же самое относится и ко мне.

— Сэр. Прошу обращаться ко мне по форме, — ответил лейтенант с известной долей благодушия.

Пускаться в объяснения было небезопасно, за ними частенько следовали приказы. На второй день он сказал одному лейтенанту, что его глаз воспринимает всякое слишком быстрое движение как тонкую черту, прорисованную в пространстве.

— Отправляйтесь-ка наверх, в воронье гнездо, мистер Франклин! И сделайте так, чтобы я тоже увидел тонкую черту, прорисованную в пространстве.

Теперь он уже все-таки хоть как-то приноровился. Довольный, Джон вытянулся в койке. Морская наука вполне поддается изучению и запоминанию. То, с чем не могли справиться его глаза и уши, доделывала ночью голова. Дисциплина вымуштрованного ума восполняла медлительность.

Оставалось только разобраться с морским сражением. Как оно выглядит, Джон не представлял. Полный решимости, он заснул.

Эскадра благополучно миновала пролив. Скоро уже будет Копенгаген.

— Мы им покажем! — сказал достопочтенный господин с вытянутым черепом. Джон хорошо понял каждое слово, потому что господин произнес эту фразу несколько раз. В какой-то момент господин обратился непосредственно к Джону: — Займитесь командой! Нужно поднять боевой дух людей!

Потом были какие-то сложности с грот-марселем, в результате чего произошла задержка. Именно тогда было сказано еще одно важное предложение:

— Что подумает Нельсон?

Обе важные фразы Джон взял себе на заметку для ночных упражнений, в течение дня к ним прибавилось еще несколько сложных слов: шкимушгар, кренгельс-строп, путенс-вант-юферс, бакштаг-краг. Он заранее составил вопрос, который задал потом после вечернего рома. В ответ он услышал, что датчане уже несколько недель кряду занимаются усилением береговых укреплений Копенгагена и вроружают свои корабли.

— Или ты полагаешь, что они сидят сложа руки и ждут, когда мы появимся, чтобы принять участие в заседании городского совета?

Джон не сразу понял смысл ответа, но не смутился. Он знал, как с этим управляться. Если ответ имеет форму вопроса и сопровождается повышением тона в конце, он автоматически вставлял: «Разумеется, нет», что вполне устраивало собеседника, который обыкновенно на этом и успокаивался.

К вечеру они прибыли на место. Ночью или ранним утром будет произведена атака на датские корабли и батареи. Вполне возможно, что сегодня появится Нельсон, чтобы все осмотреть. И что он подумает?! Остаток дня прошел в суете, с криками, сбивающимся дыханием, гудящими ногами, но без страха и гнева. У Джона было полное ощущение, что он нисколько не выбивается из общего ритма, ибо он всегда заранее знал, что может произойти в следующий момент. Если нужно отвечать — «да» или «нет», получил приказ — беги либо вверх, либо вниз, человек на пути — либо сэр, либо не сэр, только вот головою он все время задевал какую-нибудь снасть. Он вполне удовлетворительно справлялся со всем. Появилось еще одно сложное новое слово, которое предстояло выучить: Трекронер. Это самая мощная береговая батарея Копенгагена. Когда она вступит, тогда и начнется битва.

Нельсон так и не появился. Орудия на нижней палубе были готовы к бою, огонь в печке потушен, песок насыпан, и все расставлены по местам в соответствии с предназначенной им ролью. Матрос, стоявший у самой пушки, отчего-то все время скалил зубы. Бомбардир рассматривал свои ногти, ритмично сжимая и разжимая при этом пальцы. На средней палубе раздался чей-то крик:

— Знамение!

Все головы повернулись к тому, кто кричал. Он показывал назад, но там ничего не было видно. Никто не сказал ни слова.