Открытие мира

В бараке также чувствовалось оживление: детвору стали чаще выпускать в коридор, и она носилась вдоль дверей то с мячом, то с Алькиным велосипедом. Рита теперь после школы ходила за молоком к Митрошиным и, когда приходила, сразу наливала по кружке себе и Альке. Себе она наливала побольше, а Альке поменьше, и когда Алька говорил ей об этом, потому что ему нравилось молоко, Рита резонно заявляла, что она больше Альки, поэтому она так и наливает, и с этим было трудно спорить.

Мама стала приходить с работы чуть раньше, и Альке чаще удавалось уговорить ее взять гитару и попеть. Она даже разрешала Альке иногда трогать струны и показала, как настраивают гитару, но больше всего Альке нравилось самому перебирать струны или маршировать перед ней по комнате вдоль кровати, выпевая в такт шагов:

По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боя взять Приморье —
Белой армии оплот [9].

Пару раз заходил дядя Гриша, и это было особенно приятно. Приходил он всегда с улыбкой, очень радовался Альке, долго держал его руку в своей, когда здоровался, словно ему нравилась Алькина рука, и обязательно спрашивал о чем-нибудь. Он приносил с собой что-нибудь вкусное – то белую булку, то баранки – и давал их всем; Алька брал с удовольствием, а Рита брала только тогда, когда уходил дядя Гриша, и еще притворялась, что не очень хочет.

Алька уже подрастал, и мама стала чаще брать его с собой, когда уходила по делам из барака. Раньше Алька очень любил путешествовать, сидя у нее на руках, но теперь она редко брала его на руки – говорила, что он стал тяжелым, – и чаще он ходил сам. Так однажды они с мамой ушли далеко от бараков, за завод, через пустырь, ехали на трамвае по широкой улице с большими каменными домами, у которых окна были одно над другим раз, еще раз и еще раз – считать Алька еще не умел, – но первый четырехэтажный дом остался в его памяти.

– Ты бы хотел жить в таком доме? – спросила мать.

И Алька с удивлением согласился. Он даже не подозревал, что в этих домах тоже живут люди. «Как-то странно, – подумал он тогда, – одни люди живут в красивых каменных домах, другие в деревянном бараке, а еще другие – вообще в маленькой землянке»; объяснения мамы по этому поводу были не очень понятны: почему это у всех людей все разное – и дома, и вещи? Почему одни – бедные, другие – богатые? Разве не правильнее было бы, чтобы у всех всего было одинаково и поровну?

Но особенно много вопросов возбудил в нем его первый поход в кино. Повел их в кино, конечно, дядя Гриша и по дороге рассказывал, что кино снимают на прозрачную, как стекло, пленку, на ней получается изображение, как рисунок на бумаге, только на прозрачной, потому что пленка прозрачная. И когда сквозь эту пленку пропускают свет, то на экране появляется увеличенное изображение того, что было на пленке. В целом Алька это понял, но то, что он увидел позже, превзошло все его ожидания.

Сначала они пришли в какой-то большой дом, где было много народа и большая теснота, и все стояли и ждали, пока откроют двери в зрительный зал. Когда двери открыли, все, торопясь, начали рассаживаться по рядам перед большим белым экраном, толкаясь и переругиваясь из-за тесноты и из-за того, что некоторые не могли разобраться с билетами и садились не на свои места; их приходилось сгонять, проверять билеты и снова усаживать уже на свои места. Потом начали разбираться с шапками на зрителях и требовали, чтобы их снимали, потому что сидящим сзади из-за шапок передних не было видно экрана. Потом то же самое начали делать с головами: голов, правда не снимали, но требовали у высоких мужчин и женщин убрать головы то вправо, то влево или осадить вниз, чтобы экран был виден другим, и снова пересаживались из-за голов неуступчивых, которые заявляли, что головы в карман они спрятать не могут и поэтому пересаживаться не хотят. Пока все это происходило, дядя Гриша успел показать Альке на задней стене зала три маленьких окошечка и объяснил, что кино будут показывать именно из них, а смотреть надо будет впереди на большом экране.

Жарко было ужасно, потому что все были в зимней одежде, сидели плотно друг к другу и никак не могли устроиться из-за тесноты в своих креслах, поэтому многие стали раздеваться. Кресла были с откидными сиденьями, при этом сиденья откидывались назад сами, как только из них вставали; дядя Гриша объяснил, что это сделано для того, чтобы удобнее было проходить по рядам. Алька сразу же отметил такое техническое совершенство, хотя и неудобство: приходилось придерживать сиденье рукой, чтобы сесть на него. Одна женщина, которая все пересаживалась, не успела удержать рукой сиденье, пока садилась, села мимо сиденья прямо на пол и застряла между ручек кресла; пришлось доставать ее под смех окружающих. Но наконец все расселись, выключили свет, и засветился экран.