Кто является первым перед детворой, играющей у въезда в село? Писатель словно щадит эту доверчивость детства и начинает серию открытий с юмористического персонажа - с питерского официанта Миши Императора. Он открывает пеструю череду проходящих перед юным героем обитателей родного села и округи. Они проходят со своими печалями и надеждами, вечной борьбой за крохи радости и нередко чудесной поэтической одаренностью. И какая-то ранняя житейская сообразительность, охватистый умишко делают оценки Шурки и его "портреты" на редкость рельефными, социально определенными. Тот же официант Миша Император, поражающий блеском "самоварного золота" - дешевых колец, запонок, цепочек, - очерчен прежде всего лакейской дешевизной интонаций в описании роскоши "своего" ресторана: "Ламп нет, а свету целый потоп-с. Потому - электрические люстры. На стенах парча, шелк... зеркала... рога заморских быков, картины... Им-пре-са-ри-о, одним словом". А рядом с ним живут со своей правдой Ося Тюкин, знаток речных и лесных тайн, и религиозный Василий Апостол с глазами под густыми бровями, похожими на глубокие затененные колодцы, и лавочник Устин Быков, что ласково воркует в лавке, но способен, поймав ребенка в саду или огороде, набить ему штаны крапивой и "со вздохом" отправить домой...
Вообще портреты людей в сознании Шурки, слепки их душевной и хозяйственной деятельности, определенны и остры: герой стремится не просто видеть, но и изменить мир, оттеснить зло на периферию жизненного процесса. Плохое не просто плохо, но... антиприродно, бездушно, изгоняемо, оно отменимо! Как его отменить и изгнать? На это, правда, нелегко ответить в восемь-девять лет...
Социально-портретная живопись Смирнова превосходна не только благодаря емким, звучным подробностям, редкому его "слуху" на народную речь, но и благодаря обилию действий, движений в самой сердцевине характеров. Нельзя забыть и хорохорящегося питерца, отца Шурки, покручивающего усы, глядя на деревенское простодушие; выразителен портрет матери, человечность которой так подчеркивает "цвет небесный, синий цвет" ее глаз. Игра этого цвета действительно причудлива: то это стынущий "синий холод", то брызжущее "голубое тепло", то "ласкающий взгляд голубых глаз"... А с другой стороны, самый емкий объемный портрет героини создается сценой ее труда. Во время молотьбы на току "каждая кровинка горела и переливалась у нее на бледно-румяном оживленном лице", ее цеп неторопко бил по комлю снопа, чтобы "не оборвать ни одного колоска в мякину", а "из-под платка у нее непроизвольно и безудержно лился внутренний голубой теплый свет"...
Есть еще одно движение, которое захватывает всех, старых и малых. Вся цепочка усилий, деяний взрослых и детей, элементы их борьбы за счастье семей убеждают Шурку в том, что жизнь на земле немыслима без постоянного труда, что самой земле всегда нужны трудовые руки и работа. Праздность это удел нищих, нездоровых духом людей. Таким труд только труден, тягостен, противен. Задолго до появления "Лада" Василия Белова - этой поэмы о разумности и целесообразности даже в мелочах народного трудового опыта и уклада - Василий Смирнов подчеркнул как важнейший жизненный урок деревенской детворы, что "земля не может ждать, у поля свои сроки и требования, и жизнь в деревне вся подчинена этим срокам и требованиям, и каждый день и час оправданы трудом"*.
_______________
* В. В. Смирнова. Русская зима на переломе. "Москва", No 8, 1965 г.
Может быть, непроходящее очарование всего детства Шурки - с трудами по дому и рыбной ловлей на Волге, с озорством на ярмарке и невзгодами военного сиротства, разделяемого с тем же Яшкой, Катькой Растрепой, - в том, что отрицательный опыт несчастий, горя, бед, обесцвечивающий мир, не заслонил того, что можно назвать положительным историческим опытом, трудовой мудростью народа, неистощимой его волей к победе над злом. И горестно, и бедно живется часто людям северной деревни на своих подзолах и глинах ("Наша сторона как раз для горюна - и вымучит и выучит"), то и дело нужда гонит людей в Питер на заработки ("Питер - беднякам бока вытер"), но простой человек и в этих условиях ухитряется не просто выжить, но и сделать свою жизнь разумной, полной высокого смысла. И даже нарядной, украшенной и озорством, и шуткой песней и сказкой о таких близких и вероятных чудесах! Такое детство, такой "лад" народной жизни нельзя позабыть.
И невольно задумываешься: ведь ушла в прошлое вся жизнь старой деревни с ее социальной несправедливостью, свинцовыми мерзостями, но и доныне все, что говорит о нравственном здоровье народа, о богатстве его положительного исторического опыта, входившего, конечно, в самосознание детей, не может устареть. Мы, безусловно, иначе трудимся сейчас на земле, чем те пахари, которых так завороженно созерцает маленький пахарь Шурка: "Как колдуны, ходят по полю за лошадьми мужики и будто ищут клады. Нет-нет да и блеснет на солнце серебром лемех или отвал плуга. А может, это и в самом деле плуг выворачивает из земли серебряные рубли?"
Адальстейн Аусберг Сигюрдссон , Астрид Линдгрен , Йерген Ингебертсен Му , Йерген Ингебретсен Му , Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф , Сигрид Унсет , Сигюрдссон Аусберг Адальстейн , Ханс Кристиан Андерсен , Хелена Нюблум
Зарубежная литература для детей / Сказки народов мира / Прочая детская литература / Сказки / Книги Для Детей