Открытие мира

И как всегда, не позже и не раньше, именно в это время у лип, что растут возле Шуркиной избы, появляются сельские мальчишки и девчонки, предводительствуемые Яшкой Петухом. Они молча приближаются к крыльцу и выстраиваются широким полукругом. Шурке известно, что это значит.

- Тятя, ребята пришли, - радостно докладывает он.

Усмехаясь, отец развязывает один из узелков, сыплет в подол Шуркиной рубашки мягкие, румяные крендели.

- По одному оделяй, - строго наставляет мать.

- Знаю!

Он выбегает на крыльцо, переглядывается с Яшкой и важно раздает всем по баранке.

- Спасибо, - благодарят ребята и немножко ждут еще. Бывает, сам питерщик выглянет на крыльцо, как ясное солнышко, и подарит на всех серебрушку.

На этот раз дело обходится без гривенника.

- У тяти мелких нет, - объясняет Шурка, и ребята расходятся.

Яшка засовывает в рот крендель и смачно жует. Он, как закадычный друг, получил украдкой от ребят двойную порцию и вдобавок несколько леденцов.

- Привез? - спрашивает он, надув веснушчатые щеки и от усердной жвачки шевеля ушами.

- Кажется... привез, - не совсем уверенно отвечает Шурка. Перед другом нельзя кривить душой, хотя похвастаться очень хочется. Обязательно ружье... либо что позагвоздистее, - добавляет он на всякий случай.

- Придешь к риге?

- Эге. После чаю.

- Стибри еще крендельков и конфетку.

Шурка дружески лягает Петуха в живот:

- Без тебя знаю!

Яшка уходит, а Шурка замечает у самой дальней липы Катьку Растрепу. Она сидит на корточках, спиной к Шурке, и учит ходить свою сестренку.

- Дыб-дыбок, Оля - беленький грибок... - тоненько поет она, растопыривая руки. - Ну, иди ко мне, иди!

Это она говорит сестренке, которая, перебирая ножонками-ступочками, боится оторваться от липы, а Шурке кажется - Катька зовет его. Он делает два неуверенных скачка к липе и тихонько свистит. Катька не оглядывается и еще громче, ласковее поет:

- Оля, дыб... белый гриб!

"И не надо, и не надо..." - думает Шурка, поворачивается на пятке и скачет к дому.

- Санька, чай пить! - зовет мать из окна.

Но ему не хочется пить чай и в избу идти не хочется. Он заходит за крыльцо, трогает удилища, приставленные к стене, потом смотрит в щелку.

Бросив сестренку, Катька стоит, прислонившись к липе. Огнем горят на солнце ее рыжие волосы. Катька жмурит зеленые глаза, точно плачет.

Шурка давно все простил и все позабыл. Он считает на ощупь леденцы в кармане. Но ему нельзя выходить из-за крыльца, а Катька сейчас уйдет, вон берет Олюшку на руки... А леденцов - четыре, и он не знает, что с ними делать.

Из подворотни выскакивает петух. Шурка, обрадовавшись, гонит его к липе. Катька опять садится на корточки и учит сестренку ходить.

Шурка гоняется вокруг липы за петухом и кричит:

- Петя, Петя, на конфетку!

А Катька поет:

- Дыб-дыб... Поди сюда, поди!

Петух не слушается Шурки, отказывается от гостинца и, распластав крылья, спасается через изгородь на гумно. А Олюшка не слушается Катьки, не хочет ходить и, притопывая, держится ручонками за липу.

- Эх, ты! - запыхавшись, говорит Шурка, пробегая мимо. - Учить не умеешь... Нянька!

Сказано так, что после этого можно и драться и разговаривать, смотря по настроению и обстоятельствам.

- Да она капризничает! - сердито отвечает Катька.

- Ничего не капризничает... Ставь на лужок.

- Да она упадет...

- Ничего не упадет. С печи роняла, а тут уж, подумаешь... Ну-ка, пусти!

Он ставит Олюшку на луговину и, отступив немного назад, показывает леденец.

- На! Поди сюда... На!

Олюшка тянется к леденцу, качнувшись, переступает разик, останавливается - и вдруг мелко и часто бежит по траве своими ступочками, падает в Шуркины руки и отнимает леденец.

- Вот и пошла! Вот и пошла! - кричит и смеется Шурка.

И Катька смеется и кричит:

- Пошла! Пошла!

Потом Шурка показывает Катьке крепко сжатый кулак.

- Угадай, что у меня в руке? - спрашивает он.

- Леденцы.

- Угадала! - раскрывает он ладонь и, помявшись, добавляет: - Тебе.

Потупившись, Катька шепотом говорит:

- Спасибочко.

Глава XVII

ПИТЕРСКИЕ ПОДАРКИ

Чаепитие затянулось.

В обычное время палкой не выгнать бы Шурку из-за стола. Но сегодня кусок не идет ему в рот. Ждет не дождется Шурка, когда отец с матерью, потные и красные, устанут чокаться "с приездом" и "приятным свиданьем", устанут закусывать, пить густой палящий чай и разговаривать. Ванятка спит в зыбке и не мешает им. Они говорят все о тех же новостях. Теперь мать прибавляет к каждому случаю нескончаемые подробности, вместе с отцом они осуждают, радуются, сожалеют - в зависимости от того, о ком или о чем идет речь.

Верно, дьявол в насмешку отрастил людям языки. Больше грешите, дескать, судите, рядите - на том свете припомнится. Ведь если бы отец и мать поменьше разговаривали, живехонько бы они чай отпили и принялись за распаковку корзины.

Шурке не сидится за столом. Он шныряет по избе, трется возле отца.

- Ровно гвоздь ему, прости господи, впился... Сядь, вертун! приказывает мать.

Отведав яичницы с грибами, отец сажает Шурку к себе на колени и гладит по стриженой голове.

- Уважил... Люблю грибки! Спасибо, Шурок!

- Кушай на здоровье... - говорит Шурка, чувствуя некоторое утешение.