Открытие мира

- Нет, у Марьи Бубенец, - поправляет Яшка. - Смотри, труба с одной только стороны побелена. Прошлый год Саша Пупа белил да и грохнулся, пьяный, с крыши. Я помню.

- Как думаешь, большущая вырастет береза?

- Эге.

- И грибы будут?

- Конечно. Где береза, там и грибы.

- Нет, крыша провалится, - подумав, говорит Шурка. - Кабы подпорки сделать, тогда бы непременно выросла береза, большущая-пребольшущая... и грибы... белые. Стали бы мы с тобой, Яша, по грибы на крышу лазить!

- А Марья Бубенец поймала бы нас и отодрала за уши, - насмешливо подхватывает Яшка Петух и щелкает Шурку по лбу. - Эх ты, выдумщик!

- Ничего не выдумщик, - обижается Шурка, возвращая приятелю два щелчка. - Сам же говоришь: где береза, там и грибы.

- Я про лес... Ты слушай ухом, а не брюхом.

Перебранка не мешает друзьям таращить глаза во все стороны. За речкой Гремец, поделившей село на две неравные части, белеют новой дранкой избы Вани Духа, тетки Апраксеи, глухого Антипа. Точно раскаленная сковорода, горит на солнце красная железная крыша лавки Устина Павлыча Быкова. Выше ее в селе только церковь да колокольня.

Село окружают поля. На юг они спускаются к Волге. Там, на крутояре, за березовой рощей, схоронилась барская усадьба. Рядом с ней, в сосновом бору, - школа. На север поля обрезает пустошь Голубинка. Туда Шурка и Яшка бегают летом по ягоды и грибы. За пустошью тянутся Глинники: под разлапыми елками там отлично родятся маслята, рыжики и даже настоящие белые грибы. А в глухих, потаенных ямах, когда-то вырытых горшелями, добывавшими глину, и теперь заросших по краям дидельником, мохом и осокой, живут расчудесные караси, золотые и серебряные, с черными и светлыми хребтами, смотря по цвету воды в ямах. Ребятня ловит карасей в жаркие июльские дни гуменными корзинами, половиками, а то и просто штанами и рубахами.

Еще дальше, за Глинниками, начинается Заполе - дремучий лес, куда Шурка и Яшка боятся ходить. Говорят, этому лесу нет конца и, главное, там водятся лешие.

На восток убегает к станции шоссейная дорога с полосатыми верстовыми столбами, а на западе, почти сразу за гуменниками, приткнулась соседняя деревня Глебово.

Шурка и Яшка глазеют на весь этот огромный заманчивый мир и не могут досыта наглядеться.

В волжском поле пашут мужики. Стаи грузных белоносых грачей и вертлявых галок кружатся над ними. Кукует на Голубинке первая кукушка. По шоссейке тарахтит подвода. В селе заливаются скворцы. Влажный воздух пахнет просыхающей землей, забористой, как хрен, зеленью и еще чем-то немного соленым. И солнышко гладит теплой ладошкой непокрытые ребячьи головы...

- А мне батя привезет из Питера ружье... как у барчат, - хвастается Шурка.

- Ври!

- Отсохни рука! - крестится Шурка. И, заметив, что Яшка все-таки не верит, Шурка, сам того не замечая, выдумывает: - Письмо прислал, батя-то... Пишет - купил на ярмарке ружье... Дуло длиннущее, стреляет малюсенькими пульками. Ложа что зеркало, так и блестит, а курок... Постой, какой же курок? - припоминает он. - Да, железный, крючочком. Чуть тронешь - так ружье и выпалит.

Сказал - и сам поверил. В синем конверте с печатями и маркой лежит письмо отца в горке, на сахарнице.

- Слушай, это здорово! - восхищенно говорит Яшка. - Раз купил, продавать обратно не будет, привезет... Ах, леший тебя задери, вот подарочек! Постреляем, Саня, а?

- Ого, как постреляем!

Вытянув руку, прищурил Шурка глаз и щелкнул языком. Ружье стреляло что надо. Яшка тоже поцелился рукой, надул щеки, выстрелил и тяжело вздохнул.

- Второй год гармошку клянчу... губную, со звонком, - знаешь? Обещал батька, а не покупает.

- Купит в праздник, вот увидишь, - говорит Шурка убежденно. - Дядя Родя да не купит? Сказа-ал!

- Хорошо бы... У тебя - ружье, у меня - гармошка... Двухголовый от зависти лопнет! Верно?

Качаясь на гибких сучьях, Шурка и Яшка играют в бурю, жуют нежные маслянистые почки и сморщенные розовато-зеленые листочки.

- Скусно?

- Очень скусно!

В самый разгар пиршества снизу доносятся грохот и плач.

- Братик свалился с крыльца, - безошибочно определяет Шурка.

Он стремительно летит на землю, обдирая кожу на руках и голых коленках. Яшка спускается за другом с не меньшей поспешностью.

Крепость разрушена. Перед крыльцом, в грязи, лежит и плачет Ванятка. Рубашонка у него задрана, словно для порки. Кривые ноги братика почему-то оказались в ведре, а полосатая от грязи голова, с царапинами и синей шишкой на лбу, покоится на сосновом полене.

В иное время няньки вдосталь бы похохотали, сейчас не до того. Перепуганные, они торопливо вытаскивают Ванятку из грязи, моют, ласкают и лечат. К шишке прикладывают чудодейственную дверную скобу, предварительно начистив медь кирпичом. Царапины смачивают слюной и заклеивают листьями подорожника. Пуще всего стараются доморощенные лекари, чтобы Ванятка не орал. Они корчат смешные рожицы, показывают, как ползает бука рогата, как сорока кашку варит, - ничего не помогает. Ванятка захлебывается слезами и криком.