Открытие мира

— Вот тебе, негодяй, вот тебе! Будешь у меня знать, как милому Ваняточке бо — бо делать! — приговаривает Шурка, что есть мочи работая палкой. — Он наклоняется к ведру и грозно спрашивает: — Что, больно?.. На, получай еще, падеро* ржавое!

Ванятка следит мокрыми глазами, как скачет палка по ведру, и перестает плакать. Он ползком подбирается к обидчику и, раскрыв рот, высунув на сторону язык, с наслаждением принимается сам колотить щепочкой ненавистное ведро.

Шуркин расчет оправдался.

И медная дверная ручка сделала свое дело. Шишка на лбу братика заметно уменьшилась. И царапины на лице не так видны. Пожалуй, минует няньку порка.

Управившись с этими делами, Шурка оглядывается — один он на улице. Ему становится скучно. И зачем он прогнал Яшку?

— Все из‑за тебя, пузан! — горестно бормочет он, косясь на братика. Как мы хорошо играли… В жизни так больше не поиграешь. У — у, ревун проклятущий! Вот дам раза — забудешь у меня, как с крыльца падать.

Но ему лень нашлепать Ванятку. Так бы, кажется, и провалился сквозь землю, до чего скучно! Тоскливо бродит он около крыльца, пробует заняться удилищами, припасенными с осени, и бросает. Тошнехонько!

С грустью подходит Шурка к углу избы, за которым скрылся разлюбезный дружище Петух. Стоит Шурка, потупив глаза в землю, со стыдом вспоминает ссору. Ну конечно, во всем виноват только он, Шурка… Ах, начать бы все сызнова! Он не прочь покликать Яшку, да поздно. Укатил Петух к себе в усадьбу, зови — не услышит.

Тоскливо вздыхая, поднимает Шурка невеселые глаза, и — о, чудо из чудес! — из‑за угла показывается лохматая голова приятеля.

От радости у Шурки падает и начинает шибко стучать в груди сердце. Шурке хочется плакать, смеяться, скакать на одной ноге, обнять приятеля. Но какой‑то чужой, противный человек, сидящий в Шурке, заставляет его безразлично отвернуться, уйти на крыльцо и, закусив до боли губу, играть с братиком.

Проходит мучительная минута. Шурка как бы невзначай оглядывается угол пуст, Яшка ушел, и на этот раз окончательно.

Бросив Ванятку, Шурка крадется к углу, вытянув шею, заглядывает и чуть не сталкивается лбом с Яшкой.

Они молчат, исподлобья смотрят друг на друга. Со стороны кажется вот — вот они вцепятся в волосы.

Яшка нащупал под ногой камешек и толкнул его. Камешек покатился к Шурке, и тот возвратил его ногой обратно. Яшка снова толкнул камешек, и Шурка опять вернул его.

— Чур, я вожу! — скороговоркой сказал Яшка, не глядя на Шурку. Держись, попаду в ногу!

— Водило! — рассмеялся Шурка. — Да тебе с двух шагов не попасть.

Примирение состоялось.

Они поиграли в камешек, потом в «куру»*, потом, забыв наказ Шуркиной матери, усадили Ванятку в тележку, сделанную из обыкновенного ящика, и покатили на гумно ловить голубей.

Глава IV ЗАБАВЫ, ДРАКИ И ЗРЕЛИЩА

Гумно встречает друзей весенним угощением — молодым щавелем и вороньими опестышами. Листочки щавеля торчат по пригоркам, будто крохотные заячьи уши. Ребята набивают щавелем рты и жуют, перекосив лица. Даже слезы выступают, до чего кисло. Жаль, нет под руками соли — угощение вышло бы еще лучше. Щавель закусывают сочными опестышами. Они растут по ямам и низинам, где сыро, и кажутся стеклянными трубочками, налитыми розоватой водой.

Ванятка задремал в тележке. Ребята оставляют его у сарая, а сами, захватив старую гуменную плетюху, крадутся к риге. Там, на току, словно насыпано голубей. Хорошо бы подкрасться к ним и накрыть корзиной. Но как ни таятся ребята, подбираясь ползком и таща волоком за собой на веревке плетюху, хитрые голуби все видят и слышат. Они подпускают охотников совсем близехонько — каждое перышко разглядишь, — копаются в соломе красными крестиками лапок и притворяются, что заняты только этим и нет им никакого дела до Шурки и Яшки.

Затаив дыхание охотники нацеливаются корзиной. Вот она над голубями, сетчатая тень ее краешком задела голубиные хвосты. Еще одно движение — и добыча будет поймана.

Тень корзины накрыла голубей. Попались‑таки, миленькие!

Трепет и свист крыльев.

Ребята валятся на плетюху. Заглядывают сквозь прутья.

Пусто!

Голуби давным — давно взвились и сизым облаком плывут над гумном.

— Ты спугнул, — говорит Яшка, хмурясь.

— Вона! А кто пыхтел, как бык?

— И не думал.

Молчание.

— Тени они испугались. Давай, Яша, против солнышка плетюху поставим? — миролюбиво предлагает Шурка.

— Давай.

Приятели расчищают на току местечко поровнее, крошат хлеб. Под ребро корзины ставят палку, от нее протягивают нитку за угол риги. Прячутся и терпеливо ждут.

— Гуль… гуль… — призывно воркует Шурка.

— Не так, — говорит Яшка.

Он надувает щеки, в горле у него точно вода начинает переливаться и булькать. Воркует Яшка, как взаправдашний голубь.

Ждать приходится долго. Голуби расселись на крыше амбара и греются на солнышке. Шурка сгоняет их камнем. Покружившись, голуби прилетают на ток.

— Замри! — приказывает шепотом Яшка, берясь за нитку.

Покосившись на друга, Шурка тоже берется за нитку.

— Дергать буду я! — сердито шепчет Яшка. — Опять выпустишь.

— Нет, я. Это ты выпустил.