Открытие природы

В Лондоне Дарвин стал бегать по городу на заседания Королевского, Геологического и Зоологического обществ, не переставая при этом обрабатывать свои записи. Его коллекции изучали лучшие ученые – анатомы и орнитологи, как и специалисты по классификации окаменелостей, рыб, рептилий и млекопитающих[35]{1383}. Первым неотложным делом было редактировать его дневник для публикации{1384}. Когда «Путешествия натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”» вышли из печати в 1839 г., они сделали Дарвина знаменитым{1385}. Он писал о растениях, животных и геологии, а еще о цвете неба, о чувстве света, о неподвижности воздуха и дымке в атмосфере – как художник живыми мазками. Следуя за Гумбольдтом, Дарвин фиксировал свой эмоциональный отклик на природу и сообщал научные данные и прочие сведения о туземцах.

После выхода первых экземпляров в середине мая 1839 г. Дарвин отправил один Гумбольдту в Берлин. Не зная, кому адресовать свою корреспонденцию, Дарвин спрашивал друга, «потому что не знал, кому еще писать, королю Пруссии или императору Всероссийскому»{1386}. Отправляя книгу, Дарвин от волнения прибег к лести и написал в сопроводительном письме, что это записи Гумбольдта о Южной Америке заронили в него желание путешествовать. Он писал Гумбольдту, что копировал длинные отрывки из «Личного повествования…», чтобы «они всегда были» в его голове{1387}.

Волнение Дарвина было напрасным. Когда Гумбольдт получил книгу, он ответил длинным письмом, называя ее «замечательной и восхитительной»{1388}. Если его труд стал вдохновляющим для такой книги, как «Путешествие на “Бигле”», – значит, это его огромный успех. «Вас ждет блестящее будущее», – писал он{1389}. Знаменитейший ученый своего времени великодушно сообщал 30-летнему Дарвину, что он держит факел науки. Будучи старше Дарвина на сорок лет, Гумбольдт тем не менее без промедления распознал в нем родственную душу.

Письмо Гумбольдта не было легковесной похвалой: он подробно, строка за строкой, комментировал наблюдения Дарвина, указывая номера страниц, перечисляя примеры и обсуждая доводы. Гумбольдт прочел книгу Дарвина от корки до корки. Более того, он также написал письмо в Лондонское географическое общество – опубликованное для всеобщего ознакомления в журнале общества, – где утверждал, что книга Дарвина – «один из самых замечательных трудов», которые он «за долгую жизнь имел удовольствие видеть изданными»{1390}. Дарвин был на седьмом небе. «Мало что в жизни доставляло мне столько радости! – воскликнул он. – Даже молодому автору не переварить столько похвалы!»{1391} Гумбольдту он ответил, что гордится полученным общественным признанием. Когда Гумбольдт потом поспособствовал переводу «Путешествия на “Бигле”» на немецкий язык, Дарвин написал другу: «Должен с непростительным тщеславием похвастаться тебе»{1392}.

Дарвин лихорадочно работал по целому ряду тем: от коралловых рифов и вулканов до дождевых червей. «Для меня невыносимо отвлечься от работы даже на полдня», – признавался он своему старому учителю и другу Джону Стивенсу Генслоу{1393}. Он работал столько, что у него начались приступы ускоренного сердцебиения, случавшиеся, по его словам, когда что-то «его сильно волновало». Это могло начаться с волнующего открытия, связанного с привезенными с Галапагосских островов птицами{1394}. Работая со своими находками, Дарвин начал обдумывать идею о том, что виды могут эволюционировать, – потом это назвали видовой трансмутацией{1395}.

Вьюрки Дарвина с Галапагосских островов

Разные вьюрки и пересмешники, собранные ими на различных островах, не были, вопреки первоначальным соображениям Дарвина, просто разновидностями материковых птиц. Когда британский орнитолог Джон Гулд, определявший видовую принадлежность привезенных «Биглем» птиц, сделал вывод, что они принадлежат к разным видам, Дарвин подытожил, что каждому острову присущи свои виды-эндемики. Так как сами острова имеют относительно недавнее вулканическое происхождение, объяснений могло быть только два: либо Бог создал эти виды специально для Галапагосов, либо географическая изоляция привела к их эволюции от общего предка, мигрировавшего на острова{1396}.

Выводы были революционные. Если растения и животные – Божьи творения, означает ли эволюция видов, что у Него были изначально ошибки? И далее, если виды вымирают и Бог непрерывно создает новые, значит ли это, что Он постоянно меняет свои намерения? Для многих ученых это были устрашающие мысли. Спор о возможной трансмутации видов продолжался уже давно. Уже дед Дарвина Эразм писал об этом в своей книге «Зоономия», как и Жан Батист Ламарк, старый знакомый Гумбольдта по Музею естественной истории в Ботаническом саду Парижа{1397}.