Открытие себя

Королевскую волю не оспоришь, но уязвленный тесть через знакомцев при дворе попытался узнать, выяснить: в чем дело, за что такая немилость?

Оказалось, это вовсе не немилость, а режим экономии: королевская казна переживала трудные времена. Переживала она их потому, что резко сократились поступления из основного источника – от конфискаций имущества чиновников-лихоимцев.

А поступления сократились из-за того, что среди востребованных и вознесенных на различные должности вымогателей и взяточников оказалось меньше, чем рассчитывали: для многих от скорбной жизни в Яме новый свет воссиял, они решили жить праведно или по крайней мере не попадаться.

Если несколько честных (или хоть осторожных) чиновников колеблют государственный порядок – это безусловный изъян системы.

Когда Имельдин узнал об этом, у него быстро созрел новый замысел на основе новой, полученной от меня информации. Я думал, из сообщенных рецептов он выберет крепящие средства, чтобы потчевать своих клиенток; ничего подобного – он занялся слабительными.

Предприимчивый тесть изготовил и проверил на себе действие всех составов.

Подобрал смесь, нейтральную по вкусу, проявляющую себя ровно через два часа, да так, что могла бы вывернуть наизнанку и слона.

Тайком от Барбариты он достал из тайника два хранимых про черный день камешка: изумрудик и сапфир скромных размеров, заправился ими, прихватил пузырек, поднялся во дворец и дерзко потребовал приема у короля по делу большой важности. Зия принял. Имельдин объяснил, что к чему, отпил из пузырька, продемонстрировал действие снадобья.

Все это Имельдин, как и подобает опытному неудачнику, провернул скрытно, даже ко мне более не обращался за консультацией. Я узнал обо всем, когда – это случилось три месяца спустя – нас снова пригласили во дворец на празднество полнолуния и прислали лошадей. Для меня это была полная неожиданность. «Ну, ты сегодня увидишь!.. – приговаривал тесть, потирая янтарными ладонями, когда мы зарысили вверх по дороге. – Ох и будет же!» И, только распалив мое любопытство, выложил дело. Сначала я возмутился так, что остановил коня, слез, передал Имельдину повод и повернул обратно.

Использовать медицинские знания во вред людям – куда это годится!

Тесть преградил мне дорогу.

– Послушай, – произнес он с обидой в голосе, – я ведь мог сказать, что сам изобрел рецепт, – и один получил бы награду и расположение короля. Но я не такой человек. Меня оттесняют – да, но чтобы я сам – нет. Поэтому я сказал его величеству, что все рецепты сообщил Демихом Гули. И знаешь, что ответил король? «В таком случае он больше не Демихом». Вот. А ты!..

Что ж, по-своему это было благородно. Словом, он меня уговорил. Неплохо бы действительно избавиться от позорной клички, пока и свой сын не начал так дразнить. Да еще вспомнил, как прошлый раз мы бесцветными тенями терлись у стены, а перед нами вельможно блистали «созвездия», – и снова забрался на коня. Ну-ка, как вы станцуете сегодня?..

Все было как обычно во дворце, только у чиновников-порученцев, сновавших по дорожкам с папками под мышкой, были несколько выразительней, ответственней поджаты внутренности и подтянуты диафрагмы. Как обычно, восседали министры на двух скамьях по обе стороны от короля на троне – все закинув левую ногу на правую и скрестив на груди руки; но и сквозь скрещенные руки было видно, как у них в одном ритме наполняются легкие, сокращаются сердца. Только ЗД-видение на сей раз не присутствовало.

Знати со всего острова съехалось сегодня даже больше, чем прошлый раз. В тронном павильоне было тесно и душно. Многие обмахивались веерами, но – на что я обратил внимание – овевали не лица, а преимущественно область живота, чтобы пленка пота на этих поверхностях не уменьшала блеск драгоценностей внутри. Некоторые поддавали себя веерами и сзади – чтобы и со спины все в них было хорошо видно стоящим позади.

Мы с Имельдином как раз и стояли позади, около дверей. Все колышущееся, сверкающее, искрящееся, играющее огнями ювелирное разнообразие, кое через несколько часов поступит в казну, простиралось перед нами, как поле с цветами. И смотрели мы на этих впереди «не таких, как все», стремящихся к вершине и теснящих друг друга, теми же глазами, какими всюду и во все времена чернь смотрит на знать.

На ковриках перед королем и правительством стояли двое, востребованных из Ямы; тощий вид их выражал готовность. Одного король Зия вознес на пост контролера за сбором плодов тиквой в Эдессе, другого назначил запретителем по части ухода за престарелыми. Возвысив и обласкав, его величество отпустил их со словами: «Смотрите же мне!»

Затем последовал возглас с Башни Последнего Луча: «Солнце – на западе, луна – на востоке!» Под него всем, кроме челяди и нас, разнесли ритуальные пиалы с тиквойевым пивом. Его величество предложил тост: «За здоровье и долголетие всех присутствующих!» – включив и себя в число всех. Не выпить до дна было нельзя. По вкусу то, что поднесли знати, мало отличалось от поданного королю и министрам.