– Я вовсе не костлявая, – возмутилась я. Он уложил меня обратно на подушки. Я немного посопротивлялась, но через некоторое время мне все-таки пришлось сдаться. Я позволила ему продолжать, и очень хотела бы сказать, что получила от этого наслаждение. В конце концов я стала озираться по сторонам в поисках носового платка; не найдя его, я просто громко высморкалась в угол простыни. Бедный Виндхэм лежал с закрытыми глазами, пока мне не начало казаться, что он уснул; я протянула руку за градусником, он открыл глаза и увидел, что я измеряю температуру.
– Эмма, – произнес он, – Ты ненормальная, – и снова закрыл глаза. Я промолчала.
Оказалось, что температура у меня не поднялась. Я даже почувствовала себя несколько лучше, после всего происшедшего мне полегчало. Я посмотрела на Виндхэма, дремлющего рядом, слегка погладила его волосы и, к своему удивлению, неожиданно спросила:
– Послушай, почему тебе дали такое смешное имя – Виндхэм?
Он застонал, повернулся на бок, спиной ко мне.
– Это была мамина идея. Она была великой почитательницей Виндхэма Льюиса. Даже однажды встретилась с ним на корабле во время круиза.
– Эй, Виндхэм, – снова сказала я через некоторое время, разбудив его поцелуями и покусываниями за мочку уха. – Хочешь чаю?
Он снова застонал, но я приняла это за согласие и отправилась на кухню ставить чайник. Я даже стала напевать себе под нос строчки из песенки о дочке, хотевшей пойти на речку искупаться, которая постоянно крутилась у меня в голове после приключения с Флорой. Пока грелся чайник, я занялась посудой, оставшейся после завтрака. Когда я вернулась в комнату с чаем, Виндхэм сидел на кровати, полностью одетый.
– Может, перейдем в гостиную, – предложила я, – здесь жуткий развал.
– Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь? – спросил он, нерешительно последовав за мной. – Мне не следовало делать этого, я забыл, что ты болеешь.
– Я здорова, – сказала я, садясь на диван. – Я никогда не чувствовала себя лучше. Прошу простить меня за все эти чиханья, сморканья и так далее. Это было не слишком смешно.
– Ну, «смешно» – это не то слово.
Мы сидели, пили чай и смотрели друг на друга. Я вспомнила, что распущенные волосы постоянно прилипали к моей новой помаде. Было что-то очень сладострастное в этих воспоминаниях. Мы с Виндхэмом сидели, пили чай и смотрели друг на друга, совершенно не задумываясь, о чем думает каждый из нас в эту минуту. Я знала, что для меня это в какой-то степени означало конец наших отношений, и с подозрением следила за любым своим словом или жестом, который он мог принять за начало. Я чувствовала себя освободившейся от его притязаний.
Около пяти я взглянула на часы и заметила, что Виндхэму пора уходить, потому что мои могут вернуться в любой момент.
– Это ведь не будет иметь особого значения, если они вдруг вернутся? – мрачно спросил он.
– Нет, будет. Я собиралась провести день в постели, мне бы не хотелось, чтобы они обнаружили меня бродящей по квартире.
– Мы действительно провели большую часть дня в постели, – возразил он. – И это ты решила встать, а не я.
– Дело не в этом, – я вскочила и принялась озабоченно собирать чашки, подметать крошки с пола, показывая всем видом, что ему действительно пора уходить. Мне кажется поразительным, как быстро после проявленной к нему страсти я переключилась на домашние дела. Он пристально следил за мной некоторое время и затем сказал:
– Ты отличная домохозяйка, Эмма Эванс.
– Домохозяйка? – с негодованием откликнулась. – Это не соответствовало моему собственному представлению о себе.
– Ну, – он обвел рукой все окружающие нас картины, фарфор, куски мрамора и бархатную обивку. – Ты свила такое милое гнездышко…
– Милое? – переспросила я.
– А разве нет? Все эти безделушки-финтифлюшки напоминают мне комнаты моей тетушки в Биннефорде, забитые подобным барахлом.
Я промолчала: просто стояла и смотрела, когда же он уйдет. Он взглянул на меня из глубины своего кресла и я подумала: он ничего не знает о тебе и даже не хочет знать. Ему просто хотелось затащить тебя в постель, и когда ему это удалось, он увидел там фригидную ледышку, которая теперь напоминает ему его тетку приверженностью к безделушкам.
Таковы были мои выводы, но я не придавала им большого значения. Я вообще ничего не чувствовала в тот момент, просто хотела, чтобы он ушел. Наконец, он поднялся на ноги и сказал:
– Что ж, Эмма, думаю, мне не стоит встречаться с Дэвидом после всего… Тебе лучше вернуться в кровать, а я пойду. Надеюсь, ты не заболеешь из-за меня пневмонией.
– Не беспокойся, у меня крепкое здоровье, – я вспомнила, что никогда не рассказывала ему о своей матери, поэтому он не мог всерьез беспокоиться о моем здоровье. Он направился ко мне, словно собираясь поцеловать на прощанье, но я отступила к двери. Он проводил меня по коридору и возле лестницы сказал:
– Увидимся до моего отъезда? Я уезжаю в конце недели.
– Но ведь ты вернешься до окончания сезона?
– Возможно. В любом случае, я хочу увидеть тебя до своего отъезда.