Открытие затонувшего мира

Гипотеза Негриса немедленно же была подвергнута критике со стороны Кайе. Суть аргументации Кайе сводилась к тому, что трансгрессию моря нельзя считать доказанной. Он обращал внимание на то, что все молы и другие портовые сооружения лишены своих верхних частей. «В таком случае.— говорил он,— каким способом можем мы убедиться, что эти сооружения были захвачены морем, когда их части, предназначенные красоваться на воздухе, отсутствуют? Это замечание применяется ко всем потопленным развалинам вообще. Для того чтобы констатировалась очевидная трансгрессия моря, необходимо найти под водою хотя бы части верхушек, которые предназначены были находиться над водою. В действительности некоторые считают частями, бывшими на воздухе, те части, которые всегда находились ниже поверхности воды и были установлены в воде с самого начала сооружения. Когда вы найдете цельную набережную, с ее верхнею площадкой и парапетами под водой, я буду с вами согласен; но невозможно прийти к какому-либо заключению из факта нахождения в воде остатков какой-либо набережной стенки» *.

На первый взгляд аргументы Кайе кажутся неопровержимыми. Но это только на первый взгляд. Л. Колли, включившись в дискуссию, отметил, что аргументы Кайе не обнимают всех доказательств Неприса. Ведь Кайе не может объяснить тот факт, что под водой оказался также ряд могил и склепов, т. е. таких сооружений, которые никогда и ни в коем случае не могли строиться под водой. Колли предложил третий допустимый вариант объяснения — положение о возможности отдельных местных по- / гружений суши, в результате чего монументальные сооружения оказались под водой. /

Для подтверждения своего положения Колли орган/ зовал работы в феодосийском порту. Известно, что Феодосия и в античную, и в средневековую эпоху была крупным портом на Черном море. В феодосийской бухте тогда были видны остатки затонувшего средневекового, а может быть даже и античного, мола. Кроме того, остатки древних сооружений были обнаружены несколько раньше — в 1894 г., при строительстве феодосийского порта. Колли это было известно из опубликованного письма археолога А. Л. Бертье-Делягарда хранителю Одесского музея древностей Э. Р. Штерну.

«При землечерпательных работах,— писал Бертье-Де-лягард,— в самом порту было добыто огромное количество 'Л. П. Колли. Следы древней культуры на дне морском,— Известия Таврической архивной комиссии», 1909, № 43, стр.

концов спай, сидевших глубоко в илу, всего около 4 тыс. штук. Ряды этих свай шли по направлениям, образующим угол. По-видимому, это была не пристань, а какое-то защитное сооружение вроде мола. К какому времени оно относится — нельзя решить. Возможно, что к генуэзским или турецким периодам, но возможно, что и к древнегреческому, т. к. сваи превосходно сохраняются в тех условиях, как были найдены, зарытыми глубоко в иле, до 4 сажен от поверхности моря и более 2-х сажен от дна. Все эти сваи стояли на своих местах. Дерево в них — сосна, может быть с южного берега, а может быть и привозная из Анатолии» '.

Для того чтобы проверить свои предположения, Колли именно в этом треугольнике и начал свои обследования. 14 ноября 1905 г. здесь под воду спустился водолаз с целью исследовать дно. Удача сопутствовала Колли. На глубине около 5 м оказались 15 больших античных амфор, обросших морскими водорослями и ракушками от мидий и устриц. С известной долей вероятности эта находка доказывала, что и сооружения, обнаруженные Бертье-Деля-гардом, относятся к античной эпохе. Кроме того, Колли произвел анализ состава грунта на берегу и в районе своих подводных работ. Тождественность грунтов подтверждала его гипотезу.

Таким образом, одновременно с первыми работами по обследованию затонувших кораблей началась и гораздо более сложная и кропотливая работа по изучению затопленных остатков древних городов, одним из первых начал эти исследования русский инженер Л. Колли.

В начале 30-х годов очень интересные подводные археологические работы проводились в восточной части Средиземного моря. Французский археолог А. Пуадебар предпринял исследование Тира — одного из важнейших портов древнего мира.

Свои работы в Сирии и Ливане Пуадебар начал не с моря. Летом 1925 г. он приступил к археологическому исследованию Сирийской пустыни. Он хотел изучить ту часть великого торгового пути, связывавшего Римскую империю с Индией, Средней Азией и Китаем, которая проходила через опаленные зноем, безводные и безжизнен- ³

яые районы Сирин. Работы в пустыне всегда обещают археологу многое. Здесь нет людей и некому разрушать * древние памятники, а потому больше шансов встретить их неповрежденными. Однако в песках труднее, чем где бы то ни было, обнаружить эти памятники. Путешествуя верхом или в автомобиле, можно проехать в нескольких километрах от древнего города и не заметить его за однообразной грядой барханов. Здесь некого расспросить, нельзя найти проводника.

■ffvr