Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей

Никита не выдержал и рванулся вперед. Петька всем телом прижал его к земле. Владька, бледный как полотно, лежал, не двигаясь, губы его дрожали.

Проня подволок напарника к самому берегу, бросил, отвязал с пояса его патронташ, сходил подобрал испорченное ружье, взял веревку.

— Дай умереть!.. — страшно прохрипел чернобородый.

— Умрешь, умрешь… — не дрогнув ни одним мускулом лица, отвечал Проня, привязывая к его ногам ружье, набитый зарядами патронташ и большой, подобранный здесь же камень. Потом выпрямился, не обращая внимания на выпученные глаза раненого, перекрестил его и, наклонившись опять, начал сталкивать его грузом вперед в воду.

Трудно сказать, чем бы закончилось все это. Теперь, наверное, не выдержал бы Петька. Владька, зажмурившись, — зарылся бледным лицом в землю. А Петька уже напрягся, чтобы вскочить. Но в это время чернобородый как-то неестественно, всем телом дернулся, над болотом разнеслось хриплое проклятье, и раненый бандит сник на глазах. Умер.

Проня помедлил минуту, глядя, как закрываются глаза чернобородого, и толчком ноги в плечо столкнул его в воду. Коротко плеснули круги. Вода еще некоторое время пузырилась в зеленом оконце, потом все кончилось… Проня перекрестил воду, перекрестил себя и возвратился к оставленному имуществу. Опустился на колени перед ящиком, стал гладить его крышку, бока, и из глаз его потекли слезы.

Потом Проня захохотал — захохотал весело, безбоязненно: кто услышит его, когда на десятки километров вокруг лишь болота, глухие, заваленные перепрелой хвоей балки и тайга, тайга, тайга… Выхватил из мешка новую бутылку, ударом в донышко выбил пробку… Но пить не стал.

— Пайщик! — сам с собой разговаривал Проня. — Вот и поделили! Кому что! Кесарю — кесарево, богу — божье! Деньги не делятся на двоих! Деньги любят одного хозяина!..

Валентина Сергеевна надевает брюки

Бабы выскакивали из домов и приникали к щелям в воротах: молодая учительница — такая обходительная, такая культурная — шла через всю Деревню в мужичьих брюках!

Волосы повязаны косынкой, как и у всех деревенских женщин, кофта обыкновенная, тапочки на ногах, а вместо юбки — штаны…

— Осподи помилуй!.. — сквозь щель пробормотала вослед ей бабка Алена. — Что ж это: столпотворение или еще что?

Ответить ей было некому.

А Валентина Сергеевна шла в кузницу, к дядьке косому Андрею.

Кузнец оглядел ее, одобрительно крякнул.

— Вот это так. Ежели командовать, так командовать по-мужски. Лазить лесом, так не задирать юбку, чтоб колоду перемахнуть.

Валентина Сергеевна немножко покраснела.

— Федька! — крикнул дядька косой Андрей. — Замыкай кузню! Коль ты был воякой — будь воякой! Нынче стратегиям и тактикам обучение проводить будем!

Федька взвалил на плечи палатку, дядька косой Андрей взял приготовленные заранее колья, Валентине Сергеевне дали концы новеньких, только что сплетенных веревок, и пошли в лес.

Разыскали просторную поляну, дядька косой Андрей сбросил на землю колья и принялся объяснять Валентине Сергеевне, как надо ставить палатку.

— Вот, значица, ежели ты командарм, приглядуешь место и командуешь… Как командуешь, Федька?

— Раз-з-збить палатку! — тут же придумал Федька новую для армии команду.

— Командуешь, значит, — продолжал дядька косой Андрей, — раз-з-збить палатку! А это загодя распределишь: там, к примеру, Федька хватает колья, я, к примеру, раскатываю энту палатку самую… Короче, всем — свое…

Втроем огромную палатку не вдруг поставишь.

Несколько раз она накрывала и «учителей» и ученицу-учительницу. Дядька косой Андрей, выбираясь из-под парусины, говорил:

— Так! Все правильно! Значица, не с тово угла потянули. Федька, где ты? Товарищ учительница, куда вы делись? Ага, вот она! — И помогал Валентине Сергеевне выкарабкаться из-под тяжелой парусины. — Палатку нам бог послал на эскадрон. Чи на дивизию, Федька?

— На роту, — уточнял Федька.

— Так вот, значит, палатку нам бог послал на роту, — опять начинал объяснять дядька косой Андрей. — Берем, словом, вон энтот кол, который лежит там, посредине. Федька, живо ставить!

Федька нырял под парусину и, воюя с навалившейся на него тяжестью, пробирался к центру.

— Так! — кричал дядька Андрей, когда центр палатки начинал медленно подниматься кверху. — Так!.. Хватай за энтот конец! — командовал он Валентине Сергеевне. — Тяни! Шибче тяни! Ногой упрись, командарм! Так! Федька, где ты? Товарищ учительница, на вас падает!

С полчаса просидел на краю поляны и куда-то исчез учитель физкультуры Леонид Трифонович, как его называли официально, или Ленька — как называли его ученики за глаза. Все его преподавание сводилось к тому, что зимой, например, он велел всем явиться с лыжами, уводил класс подальше от школы, говорил: «Ну, вы катайтесь пока, а я в контору — погреюсь…» Сначала это нравилось всем, потом надоело. И как только Ленька уходил, все разбегались: кто на холмы — прыгать с трамплина, девчонки — домой…