Открытки от незнакомца

Я указываю на фотографию матери и отца. На квадратном поляроидном снимке они сидят вдвоем на синем клетчатом пледе для пикника; фотография слишком контрастная, с кричащими цветами. На матери платье с розочками, волосы соломенного цвета повязаны желто-голубым платком. Она улыбается фотографу, но ее лицо занимает не больше сантиметра в поперечнике.

– Судя по надписи на обратной стороне, снимок сделан в Брайтоне в 1980 году. Они выглядят счастливыми, не правда ли? Я родилась не в Йоркшире, – продолжаю я. – Мы жили в Лондоне, но после смерти матери отец нас увез. Думаю, ему было тяжело оставаться на прежнем месте. Близкой родни у нас не было, отца ничего там не держало. Он нашел работу в Лидсе, так мы оказались здесь. Начали втроем с чистого листа. Но, как я говорила, у меня не осталось никаких ранних воспоминаний. По моим ощущениям, я всегда жила здесь.

Миссис Пи не реагирует, просто сидит и слушает, теребя край ситца на манекене. Мне почему-то становится не по себе.

– Надеюсь, она была бы мной горда, – повторяю я. – Я говорю о своей матери.

– Уверена, что была бы, – поддерживает меня миссис Пи. – Матерям свойственно гордиться своими дочерями.

Сказав это, она встает и разглаживает обеими руками подол своей голубой униформы.

– Что ж, – произносит она обычным профессиональным тоном, – мне пора.

А затем быстрыми короткими шагами покидает мою мастерскую и закрывает за собой дверь.

На полу что-то блестит, я замечаю еще одну жемчужину. Знаю, теперь они будут мне попадаться не одну неделю. Я подбираю ее и кладу в коробку.

7

Майкл, 1992

Дождь. Он не прекращается уже несколько дней, и это не мелкая морось, а самый что ни на есть библейский потоп. Капли барабанят по окнам, просятся в дом. Водопроводные трубы не справляются с потоками, вода переполняет сточные канавы и выплескивается наружу, образуя на лужайке новые озера. Это называется «льет как из ведра», думает Майкл, только никакого ведра не видать, неточное и откровенно смехотворное выражение не отражает реальность.

Они с Карой застряли дома, их терпение на исходе. Как и все в их доме, места для игр определены строжайшими правилами. Комната Майкла расположена прямо над гостиной, так что если они примутся там скакать, что-то ронять, даже слишком громко беседовать, с лестницы тут же раздадутся крики отца. Комната Кары расположена более удачно, но так мала, что там и кошке было бы тесно, там можно разве что играть в карты или читать. Если забраться на чердак, то между ними и их отцом будет целый этаж. Казалось бы, идеальное место. Но играть там и даже стоять на ведущей туда деревянной лестнице им строжайше запрещено. Однажды Майкл попросил разрешения немного там убраться, чтобы построить берлогу, но отец покачал головой.

– Не хочу, чтобы вы там шарили, – сказал он вроде бы с улыбкой, но с такой угрозой в голосе, что они поняли: это не шуточный запрет. – Не хватало, чтобы вы прищемили себе пальчики!

– Чем прищемили, папа? – спросила Кара.

– Тем, к чему вам нельзя прикасаться! – отрезал он, так подействовав на их детское воображение, что с тех пор чердак превратился для них в сладкоголосую сирену, заманивающую на гибельные рифы.

Нынче Кара в надежде смотрит на Майкла широко распахнутыми карими глазами и ждет, что он сделает ее день чуть веселее.

– Что будем делать? – спрашивает она его.

– Поиграем во Французское Сопротивление.

Кару гложут сомнения, но она послушно кивает и ждет подробностей.

– Мы будем партизанами, – начинает он фантазировать, – будем переводить наших бежавших из плена солдат через линию фронта.

– Это не очень трудно? – спрашивает Кара, с трудом выговаривая даже этот короткий вопрос. – Опять я буду пленной? – Она щурится. Она еще мала, но уже неглупа.

– Нет, – заверяет ее брат. – Пусть чердак будет вражеской территорией.

– Папа запрещает нам лазить на чердак, – напоминает послушная Кара.

– Там точно ничего нет. Просто он не хочет, чтобы мы устраивали беспорядок. А мы и не устроим, мы ничего не тронем. Спасем пленных и спустимся. Папа ничего не узнает, он смотрит гольф и ничего не замечает.

Кара продолжает сомневаться и морщит носик.

– Не думаю, что папе понравится эта игра, – говорит она.

– Ну и пусть!

Они подбираются к лестнице на чердак, стараясь не просмотреть скрывающегося в коридоре врага. Майкл считает, что он, как командир отряда и как старший, должен идти первым. Он осторожно лезет вверх по запретной деревянной лестнице, избегая ступать на некоторые ступеньки и проверяя те, на которые нельзя не ступить, прежде чем переносить на них весь свой вес.

Кара со вздохом лезет следом за Майклом, повторяя его движения. Вот он уже на предпоследней ступеньке, но тут тяжелый фонарь, который он привязал к походному поясу сестры своим школьным галстуком, со стуком падает. Кара в панике тянется за фонарем, но ее слабым пальчикам не удержать тяжелую штуковину, которая с нарастающим грохотом пересчитывает ступеньки. Партизанам остается лишь в ступоре наблюдать за падением фонаря.