Открытки от одиночества

Она скинула одежду и кокетливо потянулась.

— Всегда мечтала искупаться голышом! Присоединишься? — Она повернулась боком, повела плечом так, чтобы грудь немного поднялась.

Я зачаровано смотрел на белое, без единого пятнышка загара тело и не мог поверить, что передо мной живая женщина, а не мраморная статуя. Если на спасательной вышке нас заметили, то надо бы всем туристам раздать предупреждения, что купаться сейчас небезопасно, все бинокли с вышки все равно направлены в одну точку…

Мы долго плескались у берега. Плавать гостья не умела, зато умела как следует завести, чередуя прикосновения, прозрачные намеки, объятия и убегания-уплывания. Потом пытались заняться сексом на мелководье, но это оказалось не так романтично, как северная гостья себе нафантазировала. Песок лез куда не надо, прибой постоянно сбивал и переворачивал, в конце концов мы напоролись на случайный коралл. А это, скажу вам, очень больно. Она закричала, толкнула меня вверх так, словно я ничего не весил, и выскочила из воды. На белой мраморной попе наливалась длинная красная полоса.

— Жжот-то как! — Моя несостоявшаяся возлюбленная пританцовывала на берегу так, что я невольно загляделся. Потом вскочил и опрометью побежал к дому за мазью от коралловых ожогов. Несмотря на мазь, все оставшееся время гостья немного хромала и не могла сидеть.

В воскресенье улетела. Я писал ей через «Семью», она ответила, что несмотря на некоторое несоответствие ожиданиям и пострадавшую попу, ей в целом понравилась, и она не против как-нибудь в отпуск приехать ко мне на месяц и побыть почти-женой при условии, что в океане будем только купаться.

Я написал, что почти-жен с некоторых пор не признаю, хочу настоящего брака, после чего ответы прекратились, а звонки по телефону нарывались на неизменное «абонент внес вас в черный список, пожалуйста, не беспокойте».

Спустя какое-то время я нашел анкету моей мраморной красавицы в общем пространстве знакомств. Под другим именем и с явным указанием в анкете: «Сторонница осознанного одиночества» и без малейших намеков на семейное происхождение. И анкета, судя по датам комментариев, была очень и очень давняя.

Только тогда до меня начало доходить!

Я поделился нахлынувшей тоской с Каной, она бросила дела и прилетела, сварила нам какого-то зелья. И мы долго обсуждали неудачи.

Кана была возбуждена и радостна, наверное, от напитка.

— Какой же ты наивный, Виса! Надо было сразу поискать информацию по «Семье»! Смотри, что вот тут пишут. — Она ткнула «хвостом» в абзац на экране, выделяя предложения цветом:

«Несмотря на предельную закрытость, в „Семье“ очень много регистраций несемейных. Они устали от почти-браков и обычного секса. Им хочется чего-то нового, волнующего, может быть, даже опасного и щекочущего нервы. Они правдами и неправдами добывают приглашения в пространство, а потом регистрируются и назначают встречи тем, кто планирует создание традиционной семьи…»

И все стало на свои места. И первая Вита-Аита, которая не просто казалась молоденькой выпускницей интерната, а и была ею. И деловая блондинка с родины, которой просто хотелось немного вырваться из рутины и на выходные устроить себе приключение с морем, солнцем и «женатиком», который, — ой-ой-ой, страшно-то как! — мог потащить в храм.

— Кана… Похоже, пора признаться себе, что эта наша попытка с сетью провалилась. Я завязываю, прости…

— Попытаться стоило, — Кана пожала плечами и вздохнула. — Что дальше?

— Не знаю. Поудаляю анкеты, уберу пространства знакомств из закладок. Потом попробую сложить матрицу с родителями и скажу: «Я сдаюсь, найдите мне жену, как это в далеком прошлом делали родители для детей». И мама скажет: «О, Виса! Есть тут у меня на примете…», а папа перебьет и возмутится: «Ты чего это на нас хочешь ответственность переложить? Не выйдет, ищи сам!»

— Ты так это спокойно и обреченно излагаешь, будто уже беседа такая была раньше… — Кана хмыкнула.

— Ну… — Я тоскливо уставился в экран, не видя. Мысли начали пропадать, а в тишине ума я почувствовал что вот-вот сложу матрицу. Помотал головой, сбросил оцепенение и вдруг словно невольно сказал: — Кана… Кани… А давай сходим вместе в храм, а? Вдруг те давнишние тесты ошибка, а? Пусть друид посмотрит…

Кана инстинктивно отшатнулась, потом, заметила это свое невольное движение и рассмеялась. Прильнула и покраснела. Это было заметно несмотря на смуглую кожу, так горели щеки и руки.

— Давай… сходим… — едва слышно прошептала она.

— Оно, конечно, без толку, — начал оправдываться я. — Но просто…

— Да не порти уже момент, — толкнула меня Кана, а потом прижалась еще крепче. — Дай хотя бы помечтать…

Когда Кана улетела домой, я начал ругать себя за такую непростительную глупость. Третий месяц наступаю на одни и те же грабли. Каждая встреча была подъемом волны надежды той или иной высоты. И каждая такая волна обрушивалась разочарованием или тоской. И вот опять, словно я ничего не извлек из этих калейдоскопов и приливов-отливов. Снова зажигаю надежду, пустота которой очевидна. Чтобы уж упасть, так упасть.