Открытки падали с неба

Инна налила в воду немного жидкого мыла из флакончика, который принесла на днях, потом подошла к двери и плотно закрыла ее. Я знал, что будет сейчас происходить. Когда меня вывели из медикаментозной комы, я начал худо-бедно сам себя обслуживать, промокать тело влажными салфетками, следить за гигиеной, умывать глаза, а когда сняли шину с зубов – то аккуратно чистить зубы пусть и без пасты и даже умудрился кое-как побриться, пока мне не затянули лицо повязкой. Но мне нравился ежедневный ритуал, который проводила Инна – обтирание мокрой губкой. Что особенно радовало: обтирание не только рук и ног. Обычно она занималась этим сразу, как приходила, и в палату мог зайти кто угодно – от мамы до Юрия Сергеевича на вечернем обходе, но я взглянул на часы – было 22.30.

– А как ты смогла договориться так поздно прийти? – удивился я.

– Люба помогла, – Инна подмигнула. Наконец, мне стало понятно, почему Люба так спешила уйти из палаты. – На самом деле, я давно пришла, просто не показывалась докторам и медсестрам, сидела у Аллы.

Мне стало обидно от ее слов: «Давно пришла и не зашла ко мне». Но я не показал виду, в любом случае я был рад, что сейчас Инна была со мной. Вдруг она выключила свет, я удивился: раньше она так не делала.

– Чтобы не привлекать внимания, – пояснила Инна и во мраке медленно пошла ко мне. За окном не было фонарей, солнце уже село, а мои глаза еще не успели привыкнуть к темноте, поэтому я различал лишь ее светло-голубое платье и темный силуэт тела. В какой-то неуловимый миг платье скользнуло вниз, и Инна для меня исчезла на долю секунды, я лишь смотрел на голубую «лужицу» ткани на полу, постепенно скрывающуюся за приближающейся худенькой фигурой. Подойдя, Инна прикоснулась большим пальцем к моим губам, я рассматривал ее, все лучше различая детали: сначала мне показалось, что она полностью обнажена, но потом я заметил контрастные кружева на телесном белье. Я притянул ее для поцелуя, осторожного, нежного. Инна гладила мою шею, запускала руку в волосы, целовала губы, щеки, которые были в повязке, плечи. Она взяла мою левую руку и поцеловала ладонь, это действие произвело самый неожиданный эффект: разряд тока прошел сквозь тело, наполняя возбуждением каждый уголок, я застонал от удовольствия и закрыл глаза.

Я слышал, как Инна взяла мыльную губку, как стекала с нее вода, потом я почувствовал прохладу на твердом члене. Она мыла и одновременно ласкала меня сначала руками, потом, ополоснув мыло, прикоснулась губами. После чего мы занялись любовью. Я был максимально скован – загипсованная грудь и нога – поэтому Инна полностью взяла инициативу на себя, доводя ласками меня до исступления.

Мы заснули за полночь, крепко прижавшись друг к другу. Мне снилось, будто на меня направлены миллионы видеокамер, но я не замечаю ни одной. Мы бежим с Инной навстречу бескрайнему океану, светит Луна, у самой кромки воды я целую свою любимую. Вдруг она начинает что-то говорить мне, но я не могу разобрать слов, Инна кричит, пытается что-то сказать, все тщетно. Откуда-то издалека появляется отец Маши, он забирает Инну от меня, сажает в машину, она вырывается, я дерусь за нее, а он твердит: «Это шизофрения, у нее бывают приступы». Наконец, я разбираю слова Инны: «Даня, он лжет, спасайся! Найди меня».8 Все исчезает, появляется лицо Маши: «Это – твоя карма, так тебе и надо, предатель».

Когда я проснулся, Инна тихо спала на моей руке, уткнувшись лбом в жесткий гипс на груди. Я обнял ее покрепче, она заерзала и перевернулась на другой бок, спиной ко мне, а я уткнулся носом в ее мягкие пушистые волосы. Сон ускользал от меня, и я не старался его запоминать, он был слишком бредовый и тревожный. «Инна здесь, и это лучшее, что может быть со мной», – подумал я.

Все воскресенье мы провели вместе. Только с утра Инна выскользнула от меня, чтобы дождаться неподалеку прихода Софьи Павловны и зайти ко мне в приемные часы, не вызывая лишних подозрений. Инна помогала мне во всем, хотя чисто теоретически, я мог бы и сам допрыгать до туалета на здоровой левой ноге, вот только прыгать из-за переломов ребер и челюсти мне было запрещено. Поэтому я позволил Инне ухаживать за собой, уже не ощущая своей беспомощности и жалкости, как в первое время.

Мама написала, что приедет в Нижний на вечернем автобусе и, если успеет, забежит ко мне. День прошел легко и беззаботно, с Инной мы не поднимали опасных тем, словно их никогда и не было, словно все началось с чистого листа, и остались только я и она. Так оно и было – я полностью погружался в наши чудесные отношения и уже знал, к чему они неизбежно ведут, продумывал в голове план действий для сюрприза.

Когда приемные часы закончились, в палату вошла Софья Павловна и грозно посмотрела на Инну, которая, смиренно кивнув, начала собираться.

– До завтра, любимый, забегу с утра, как обычно, – она ласково поцеловала меня и погладила по волосам.

– Хорошо, – я взял ее за руку, желая на минуту-другую задержать ее. – Я тебя очень люблю.