Открыто сердце (СИ)

«Чувство, которое родилось между ними, крепло с каждым днем, и однажды мальчик, неожиданно для самого себя, поцеловал сен-сея прямо на рыночной площади. Этот необдуманный поступок стоил жизни двум задирам, которые плюнули в их сторону и загыгыкали, и оскорбили тем самым их честь. Пришлось удирать оттуда и снова отправляться в путь. Они шли молча, а потом самурай вдруг сорвался и дал мальчику пощечину, голова мотнулась в сторону от сильного удара, вниз по подбородку медленно текла тоненькая струйка крови, а мальчик смотрел своими ясными огромными глазами на своего сен-сея, и в них совсем не было страха.

— Ударьте меня еще, мастер. Если Вам станет легче, — совершенно спокойно сказал он.

И мастер снова замахнулся, но не смог ударить. В бессильной ярости сжав кулаки, он зажмурил глаза. Мальчик подошел к нему и обнял.

— Я с Вами, мастер. И это — самое главное.

И, замешкавшись на долгое-долгое мгновение, мастер все же обнял его, и так они и стояли посреди поля, обнявшись и забывшись, и впервые за долгое время на лице у самурая появилось умиротворение».

На секунду, вспомнив конец истории, Аня даже пожалела, что отправила ему это. Но тут же одернула себя — нечего жалеть о том, что сделано.

И все же интересно — поймет ли он? Но, как тут не понять, если в конце, когда они находят медальон, оказывается, что внутри изображен горицвет весенний. Реакцию на рассказ она так и не узнала, так же, как и не узнала, было ли письмо прочитано вообще.

В следующем письме ответа на загадку не было, и Аня решила забыть об этом, потому что тешить самолюбие Адониса тем, что ее мысли заняты его забавами, она не желала, даже несмотря на то, что он об этом и не подозревал.

Шло время, Аня барахталась в этом болоте лжи, недомолвок и зарождающейся зависимости от Адониса и при этом чувствовала себя превосходно.

Она жила одна уже несколько месяцев, как только ей исполнилось восемнадцать, и родители отдали ей одну из квартир, которую сдавали, предоставив полную свободу действий и себе, и ей, за что она была им очень благодарна.

Адонис прислал ей подарок. Удивительно, у нее нигде не была указана дата рождения. Как он мог узнать? Может, совпало? Но за день до ее дня рожденья пришла посылка, в которой был замечательный подарок — кожаный чехол в котором хранились цирюльные принадлежности: опасная бритва, камень для заточки и ремешок с абразивной пастой. На лезвии было выгравировано «Amantes amentes». Зачем он написал это? Почему?

Ответов не было, и вряд ли когда-нибудь Аня сможет их получить. И эта тягучая тоска, и радость неожиданности делали подарок еще более особенным.

В последнее время они часто ругались. Все началось с того, что Таня как-то сидела у Ани дома и заметила, что некий Адонис на первом месте в друзьях. Тогда эта маленькая подлая тупица решила его добавить в друзья. И, несмотря на то, что друзья Ани были скрыты, он все равно заметил, что они из одного города.

Таня в последнее время была невыносимой! Она все время канючила, как будто выпрашивала это долбаное общение, у Ани уже сил не было! Еще и гадила ей.

Какого черта нужно было писать Адонису? К тому же, никакой гарантии, что они не начнут общаться, и она не ляпнет что-нибудь. Она вроде обещала, но, черт его знает… Зависеть от настроения этой истерички Ане не хотелось. Хотя она понимала, что Таня не посмеет, но все равно ее это раздражало. И это нервное напряжение все время подогревалось нарастающей холодностью Адониса, он отвечал односложно и с большими перерывами, и не было у них уже того искрящегося пинг-понга в общении, и это было довольно досадно.

Вообще, была очень нервная неделька. Таня просто доканывала, каждый день, пытаясь выяснить отношения. Она больше не та, которой была. Когда они познакомились — Таня была чудесной, светлой и солнечной, Ане нравилась ее наивность, непосредственность и доброта, а потом оказалось, что это не доброта, а мягкотелость, и она вообще не понимает, что такое личное пространство другого человека.