Открыто сердце (СИ)

Однажды… Она помнит этот день в таких деталях, словно кто-то всунул проектор в ее извилины и транслирует туда видео. Было холодно, это было прошлой зимой, они только недавно познакомились, долго гуляли в парке и очень замерзли, несмотря на выпитый глинтвейн, который они купили в очень милом уличном ларьке, там играл вальс из «Амели», и пахло корицей. Вайя чувствовала себя очень счастливой!.. Она еще никогда не чувствовала себя так… здорово! Было интересно, хотя вовсе не легко. Напряжение сдавливало ее голову как железный обруч, и, в основном, она молчала, потому что боялась наговорить лишнего и показаться дурочкой. А… Моргану… нужен был благодарный слушатель. И он ценил это. Ему нравилась ее неподдельная искренность, то, какой непосредственной она была, как слепо велась у него на поводу. Он даже сказал ей:

— Общаясь с тобой, я начал понимать едва уловимую прелесть марионеток. Главное, чтоб они вовремя оказались в нужных руках.

И Морган считал свои руки нужными.

Совсем замерзнув, они пошли к Моргану домой. На тот момент еще, он жил на старой квартире, с родителями, но их не было дома. Вайя чувствовала себя так, будто попала в любимую книжку, будто наслаждаясь удивительным сном, совсем непреднамеренно и негаданно, вместо того чтоб проснуться, она осознала, что спала прежде.

Было так странно понимать… что Морган, этот особенный человек, не похожий ни на кого, словно сделанный не из мяса, а из особого недоступного человеческмоу пониманию материала — может спать, есть, ходить в туалет, жить в обычной двухкомнатной хрущовке. Правда, судя по рассказам, семья Моргана была довольной богатой. Отец Моргана был капитаном, почти не бывал дома, а мать, по его рассказам, была сущей женщиной. Причем, описание это было сделано так брезгливо, а может, и немного завистливо, что Вайя решила не расспрашивать дальше. Вайя чувствовала, что прикасается к самой настоящей святыне, когда они вошли в его комнату, и она воочию увидела все то, что так долго себе представляла.

Морган спал на полу, потому что считал, что излишняя роскошь человеку ни к чему. По всей комнате были разбросаны книги, на стенах висели распечатки картин Мунка. Между двумя картинами — «Глаза в глаза» и «Поцелуй» — тянулась коллекция фотографий разных органов. На деревянном столе было выцарапано: «Affectus est infirmitate». Ровно 97 раз, посчитала Вайя. Морган хранил засушенные цветы в специальной коробке, возле которой стояла чернильница. На полу валялся кожаный блокнот, вместо закладки из него торчала темно синяя ручка с золотым ободком.

— Подарок отца, — объяснил Морган, перехватив взгляд Вайи.

Это был очень хороший вечер. Морган был в странном лиричном настроении, какой-то уязвимый, он даже показался девушке на мгновение таким же… таким же человеком, как и она. Снова предложил выпить горячего вина, а Вайя никогда раньше не пила ничего подобного! И, конечно же, оно сразу ударило в голову.

Было тепло, уже далеко не так напряженно, и очень страшно, что что-то может разрушить это чудесное мгновение. Как странно, что это происходит на самом деле… Морган говорил, а она слушала… Рассказывал, что мир — не такое прекрасное место, как ей хочется думать, он полон дураков, которые считают себя умными, и умных, которые считают себя дураками… И что иногда ему хочется быть дураком… Так легче… Вайя была ошеломлена. Она и представить себе не могла, что Моргану может быть тяжело или грустно. Морган казался таким сильным, уверенным в себе. И вдруг, посреди всей этой атмосферы робкого тишайшего доверия, подогретого вином и внутренним чувством, неясным, но настолько сильным и неудержимым, что даже страх все испортить не мог помешать ему, Вайя решилась. Несмотря на то, что девушке не хватало воздуха, она чувствовала биение своего сердца в висках, Вайя сделала несколько шагов вперед и замерла.

Морган стоял у окна, спиной к ней, и делился размышлениями. И, почему-то, Морган показался таким… хрупким, раненным. И Вайя почувствовала пронизывающее острое одиночество — и это чувство будто ударило ее под дых. Морган продолжал говорить, но она уже не могла слушать! В голове была только одна мысль, тысячами молоточков она стучала и стучала: «Давай! Ну же…»

И прежде, чем Вайя успела подумать хотя бы еще один раз, последний раз, как она и собиралась, раньше, чем она сама от себя этого ожидала, она подошла к Моргану близко-близко и обняла его сзади. Морган дернулся, от неожиданности и … не шелохнулся, и замолчал, а потом не проронил ни слова, он сам не знал — Вайя почувствовала это — хочет ли он отталкивать её. Так они и стояли, наверное, целую вечность, Вайя прижималась к нему и медленно, и иногда легко, едва ощутимо проводила кончиками пальцев по его шее, и он вздрагивал, каждый раз. Он чувствовал. И оба они благодарны друг другу за это молчание. И в какой-то момент, всем своим естеством, Вайя почувствовала — Моргану больше не одиноко. И тогда, не глядя на нее, все так же, глядя в окно, он вдруг спросил:

— Холодно? — и Вайя услышала какие-то новые нотки в его голосе.