Открытое окно

– Интересно… Как звали этого спекулянта?

– Как? Не знаю. Официантки в «Золушке» называли его Генеком. А почему, разреши спросить, тебя интересует этот Генек? Может быть, он тоже замешан в убийстве?

– Постольку поскольку.

– Очевидно, так же, как доктор Кригер или я! – скептически усмехнулась мама.

Меня интересовал Генек.

Этот клубок так и не был до конца распутай. Емёла и Ковальский теперь были прикреплены к моему делу. А дело о белых «Дилижансах», которыми торговал Генек, было прекращено…

Я решил, что сначала спрошу о Генеке в кафе «Золушка».

Мама не проявляла охоты к дальнейшим излияниям. Поэтому я допил кофе и, попрощавшись, направился в «Золушку».

Но прежде следовало узнать, что успели выяснить о Генеке Ковальский и Емёла. Поскольку Генек распространял белые «Дилижансы» и продал их даже моей маме, но исключено, что он занимается и другими делами.

Я зашел в телефонную будку и позвонил к себе в кабинет.

Через минуту отозвался Емёла:

– Понимаешь, в комнате Трахта я не мог заснуть. Во-первых, потому, что на новом месте. Во-вторых, жилище Трахта так – пардон, мне пришлось почесаться – заселено блохами, что я попрошу обсыпать меня снизу доверху ДДТ… Так вот, в первый раз я поступил как новичок, не проверив при обыске матраца. Когда ты позвонил и через комиссариат передал мне информацию о разговоре в «зиме», я уже ничего не говорил, но половина работы была сделана. Я вернулся с товаром, когда ты летел в Прагу… И даже хватило времени зайти к Генеку. Как явствует из блокнота, который я нашел в комнате Трахта, у Генека с Трахтом были общие интересы. Это любопытный парень… Как сказали официантки в «Золушке», его называли то Генеком, то Фуником, и вообще трудно во всем разобраться. Как только где-то что-то натворит – берет новое имя. Теперь, кажется, его зовут Алем…

– Как?! – заорал я в трубку.

– Ну, ясно ведь тебе говорю: Аль. Это якобы сокращение от Аль Капоне, понимаешь?

– Ты сказал об этом НД?

– Нет. Он меня не спрашивал…

Подвела координация! Откуда Емёла мог знать, что мы теперь ищем Аля?

– Говори, где Аль?

– Насыпь ему соли на хвост! Я бы поймал его уже неделю назад, если бы не осложнение с твоей уважаемой мамой! Потом полковник прикомандировал нас с Ковальским к тебе. Генек, он же Аль, уже несколько дней был настороже. И когда, найдя его адрес, мы вчера пошли туда, его уже и след простыл. Его мать, языкастая баба, каких свет не видывал, сказала, что он взял какие-то книжки и марки, уехал на велосипеде и не известно, когда вернется… Кажется, что-то его тревожило. Вчера утром какой-то паренек принес ему письмо. После этого Генек, он же Аль, смылся… Письмо это у меня. Только его сам черт не разогрет. Это, наверно, шифр. Полковник тоже эту записку вчера видел…

– Как это полковник? – прервал я его. – Ведь его нет в Варшаве?

– Да, сейчас в Варшаве его нет. Но вчера он забежал на несколько минут н спросил, что нового…

– Значит, ему известно, что Мингель убежал?

– Да… Он даже переписал содержание записки… Я прервал разговор. Видимо, Кристина не знала о беседе Емёльг с драгоценным шефом. Не знал об этом и НД.

Когда я вбежал в свои кабинет, Емёла рассматривал марки, обнаруженные в комнате Трахта во время обыска. Ковальский помогал ему записывать номера марок но каталогу. Марки, найденные в номере Посла в «Бристоле», ждали своей очереди.

– Присмотрись хорошенько, Глеб. Такое можно увидеть только раз в жизни! – сказал Емёла, увидев меня. – Вот это и есть знаменитая марка «Десять краковских крон!»

– Вот это «Батон-Руж» номер один, «Миллбери», «Цюрих» номер один и два… – пробовал объяснять Ковальский.

Они были как помешанные.

Я не мог позволить себе рассматривать марки. То, что Генек, он же Аль, получил во время моего отсутствия послание и тут же выехал, могло, вернее, должно было свидетельствовать о том, что шайка изменила срок планируемого убийства.

Мы знали, что они его готовят. Отсутствие Аля говорило о том, что это может произойти ближайшей ночью! Мы не знали только – где?

Мингель н Трахт вернулись в город, это было установлено, но разыскивать их в многолюдной Варшаве было бессмысленно.

– Где письмо? – взорвался я, даже не взглянув на «Десять краковских крон».

– Какое? – спросил Ковальский. – Есть семь писем с первой «Саксонией» на конвертах.

– То, что получил Аль! – заорал я на весь кабинет.

– А-а! Так ты разоряешься из-за этой шифрованной записки? И обязательно надо орать?! – Емёла почесал за ухом. – Где тут она… была… – Он полез в один, затем в другой карман.

Я выхватил у пего из рук серый конверт.

На листке, вырванном из блокнота, рукою Посла были написаны символы:

«PD 4 РР 5 СМ 354 + СМ 354 SD 6 СМ 72 + СМ 72 – f + CM 72».

Посол передавал Алю свои указания с помощью номеров каталога. Несомненно, это был шифр из изображений на марках!

Мне показалось, что трижды повторенный в конце СМ 72 выражает поспешность и означает быстрое действие. Я схватил телефонную трубку. Сигнал коммутатора оглушил меня, словно пожарная сирена. Протяжные гудки повторялись. Больница не отвечала.

Я набрал номер домашнего телефона доктора Кригера.

Он оказался дома.