Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике

Так обстоят дела с Джоном Кейджем; мы можем не принимать его вовсе или воспринимать в контексте разрушительного неодадаизма, можем предполагать (и это вполне вероятно), что его буддизм есть не что иное, как метод, позволяющий ему обосновать собственную музыкальную авантюру. Тем не менее перед нами еще одно направление, благодаря которому дзэн по праву становится принадлежностью современной западной культуры.

Мы упомянули о неодадаизме, и здесь надо спросить себя: не является ли одной из причин признания дзэн на Западе тот факт, что воображение западного человека стало более подвижным благодаря гимнастике, которой его заставили заняться сюрреализм и автоматизм? Сильно ли отличаются друг от друга два следующих диалога: «Что есть Будда? Три меры льна» и «Что такое фиолетовый цвет? Муха вдвойне»? Формально они не отличаются. Мотивы их появления различны, но в любом случае ясно, что мы живем в мире, который готов с изощренным и злорадным удовлетворением приветствовать всяческие покушения на логику.

Читал ли Ионеско свои диалоги в дзэнской традиции? Я этого не знаю, но трудно определить, в чем заключается структурное отличие мондо от реплики из «Автомобильного салона»: «Сколько стоит эта машина? Зависит от цены». Перед нами тот же замкнутый круг, который мы видим и в коане: ответ вновь предполагает вопрос и так далее до бесконечности, пока разум не капитулирует, приняв как суть мира абсурд, тот абсурд, которым пропитаны и диалоги Беккета, с одной конечно же разницей: у Ионеско и Беккета насмешка пронизана тоской и, следовательно, не имеет ничего общего с просветленностью дзэнского мудреца. Однако именно в этом и заключается новизна восточной вести, причина ее несомненного успеха: она соотносит с миром те же самые алогичные схемы, которые характерны и для мировосприятия литературы кризиса, но дает понять, что именно в глубине этих алогичных схем, в полноте их принятия и заключается разрешение кризиса, наступает покой. Конечно, речь идет о своеобразном разрешении и своеобразном покое: я бы сказал, что это не наше, не то, что мы ищем, но, в конце концов, для того, у кого истрепаны нервы, это все-таки разрешение и покой.

Не знаю, насколько авторитетными были те направления, которые перекликались с дзэн, но, завоевывая Запад, он заставил размышлять и тех людей, которые были настроены весьма критически. Временами американский психоанализ испытывает довольно сильное влияние методов, применяемых в дзэн, и некоторые его техники оказали особую помощь психотерапии вообще{132}. Исследованиями профессора Судзуки интересовался Юнг{133}, и вообще надо сказать, что принятие бессмыслицы мира, совершаемое с полной ясностью и успокоенностью и разрешающее эту бессмыслицу в созерцание божественного начала, может стать путем сублимации многих невротических состояний нашего времени. Одна из целей, к осуществлению которой чаще всего стремятся наставники дзэн, принимая учеников, – это опустошение сознания и освобождение его от всего того, что может помешать посвящению. Ученик приходит к учителю, чтобы тот просветил его: учитель приглашает его сесть и затем предлагает чашку чаю в соответствии со сложным ритуалом, определяющим церемонию чаепития. Когда чай готов, учитель начинает наливать его в чашку своего гостя и продолжает это делать, хотя жидкость уже переливается через край. В конце концов встревоженный ученик хочет остановить учителя, говоря, что чашка «уже полна». Тогда учитель отвечает: «Подобно этой чашке ты полон собственных мнений и суждений. Как я могу показать тебе дзэн, если ты не опустошишь свою чашку?» Заметим, что в данном случае речь идет не о призыве Бэкона освободиться от идолов и не о стремлении Декарта избавиться от смутных представлений – речь идет об освобождении от всякого беспокойства и комплексов или – лучше сказать – от рассуждающего разума как источника беспокойства и комплексов, так что следующий шаг будет заключаться не в эмпирическом методе и не в поиске новых идей, а в медитации над коаном и, следовательно, в чисто терапевтическом действии. Не стоит удивляться, что психиатры и психоаналитики нашли здесь довольно ценные указания.

Однако аналогии были найдены и в других областях. Когда в 1957 году вышло в свет «Положение об основании» («Der Satz vom Grund») Хайдеггера, с разных сторон стали раздаваться голоса о восточных импликациях в его философии и даже была написана статья, автор которой недвусмысленно ссылался на дзэн, отмечая, что упомянутое сочинение немецкого философа заставляет думать о диалоге с Цудзимурой, учителем дзэн из Киото{134}.