Открытые файлы

— В Давосе, в программе «Russiannight» отечественную рок-музыку представляли вы, то есть группа ЧАЙФ. Ваша версия — почему выбор государственных чиновников пал именно на вас?

— Это был выбор не чиновников, а режиссера давосского мероприятия Леши Аграновича. У него — хороший вкус, и он понимал, что Россию на Западе должна представлять группа с сильной позитивной энергетикой. Ведь текстовую нагрузку иностранцы не поймут, а посему нужен энергетический посыл, который, на мой взгляд, в нашей группе, присутствует. Мы — взрослые дядьки. И там сидели взрослые дядьки. Мы играли качественный гитарный рок, достаточно суровую музыку, но при этом мы — жизнерадостны и позитивны. И я прекрасно понимаю, что на Западе информация о России в большей степени негативная. И вдруг взрослые респектабельные дядьки слышат вполне позитивный рок. И эту музыку играем мы — уральские мужички.

— У вас есть отличное высказывание по поводу культурной программы в Давосе. Вы назвали Большой театр лицом России, а себя — другими частями тела. С какими частями тела соотносится группа ЧАЙФ?

— На пресс-конференции артистов Большого театра спросили об их роли в культуре нашей страны. Они ответили: «ну какие могут быть сомнения, мы лицо российской культуры». Я тут же парировал, что как все-таки здорово, что на сей раз зарубежной публике покажут не только лицо, но и другие части тела... А вот что это за части тела — оставим без комментариев, но не задница — это точно! И не кукиш Западу. Мы стремились показать в Давосе русскую душу, наш характер.

Еще одна причина, почему нас так хорошо приняли в Швейцарии — наша музыка западному человеку понятна по форме, ведь мы играем мейнстрим. В Давосе собрались богатые, состоятельные люди, которые были и на концертах U2, и на концертах RollingStones, им к мейнстриму не привыкать.

— Но Боно из U2позиционирует себя как андеграунд-ный исполнитель. Он всячески отмахивается от мейнстрима?

— Боно очень яркий и талантливый человек, но группа U2 приносит в казну Ирландии львиную долю дохода, уступая лишь пивной корпорации «Гиннесс». Как это может быть, если Боно не принадлежит к буржуазной мейнстримовой культуре? Другое дело, что его мировоззрение остается свободным. Он себя позиционирует исключительно как бессребреник: вот у меня есть деньги, но меня они не волнуют, меня волнуют леса Амазонки... (смеется). Отчасти я с ним солидарен, потому что, конечно же, по сравнению с тем, какими мы были в двадцать лет — мы обуржуазились. И это естественное развитие событий, которое нельзя изменить. Морщины на нашем лице — это минус или плюс? Может быть, и минус, издержки сурового североуральского климата. Но, если бы у 45-летнего мужика было мраморно-гладкое лицо, вряд ли это выглядело бы лучше, чем морщины. Знаете, как говорят про Кита Ричарда? Ему никогда не будет столько лет на сколько он выглядит, потому что он всю жизнь выглядит на пять лет старше своего возраста. А уж о лице Мика Джеггера я и вовсе не говорю...

— Да, это вечный старик, буквально «урытый» морщинами, но девушки его не перестают любить.

— А у нас в России есть противоположные примеры, например, Дмитрий Харатьян. Он будто забальзамирован.

— В Англии есть такой же персонаж — Ник Кейв? Хотя существует теория, по которой героин (а Кейвдолго был наркоманом и лишь силой воли порвал с этим) замораживает ген старения.

— Да? (удивленно). Я этого не знал... (задумывается). Так про что мы говорили?

— Про буржуазность, про мейнстрим...

— В свое время у меня был 401-й «Москвич», а сейчас я езжу на «хонде». Так получилось. И я не ставлю перед собой задачи удивить народ своим автомобилем. Для меня машина не признак самоутверждения. Я вообще стараюсь жить так, как мне удобно, и быть в гармонии с собой. Я никогда не буду выряжаться в нечто изысканное — это не мое. Мне комфортнее ходить в джинсах и свитере.