Открытый брак (СИ)

В голову лезут ужасающие мысли, которые в самом начале я упрямо откидывала и не подпускала. Теперь же они свободно прорываются и атакуют, сволочи.

Вдруг Марина попала под машину? Провалилась в канализационный люк? Встретила серийного убийцу и стала жертвой?

Я обливаюсь липким потом и вылетаю на улицу.

Как нахожу мужа — не помню, как и то, о чем с ним общаюсь. Он обошел почти всю округу и расспросил соседей, но нигде не нашёл дочь. Нервный, взвинченный. Впервые настолько пугающе-обреченный.

— Иль, она совсем не знает город! Она без телефона! Одна! В стрессе!

Наиль выслушивает мои претензии, ничуть не споря. Я не обвиняю его, но со стороны звучит, будто да, хотя по сути — косяк здесь совместный.

Как в тумане звоним в полицию и оформляем заявку. Я готовлю фотографии Мышки, а охрана активно помогает нам напечатать их на цветном принтере.

Удивительно, что в столь сломленном состоянии всё получается чуть ли не с первого раза, хотя искреннее хочется забиться в угол и покорно ждать, пока ситуация чудесным образом не разрулится по щелчку пальцев.

Когда прибывает следственно-оперативная группа — поиски приобретают больше формальности и серьезности.

Мы предоставляем необходимые данные, описываем внешность, родинки и шрамы. То, в чем была одета.

Приходится так же пояснить, что причиной побега стал конфликт между родителями. Это мучительно и унизительно, но меньше всего на свете я думаю о том, как мы с Наилем выглядим в глазах посторонних.

Оказывается, мы всё сделали правильно, потому что шансы разыскать ребёнка в первые часы после обращения в полицию — крайне высоки, но постепенно снижаются. Полагаться на собственные усилия можно, но довольно рисково.

Сотрудники правоохранительных органов действуют слажено и быстро. Создают ориентировку и приступают к поискам.

— Всё будет хорошо, Поль…

Голос мужа звучит не так уверенно, как мне того хотелось бы, но из оцепенения всё же получается выйти.

Мы едем по ближайшим дворам и всматриваемся в полумрак, почти не разговаривая. Сейчас это сложно. Можно сделать только хуже, скатившись к тому, кто прав, а кто виноват.

??????????????????????????— Хотелось бы, — выдавливаю из себя.

Я слизываю выступившую капельку крови с губы и осознаю, что, если с Мариной что-то случится — мы никогда друг друга не простим. Не просто не простим — видеть не сможем.

На улице довольно скоро начинает темнеть.

Страх усиливается и ядовитым плющом оплетает конечности. Мне сложно концентрироваться и брать себя в руки, но я выхожу из автомобиля в каждом переулке и что есть силы выкрикиваю имя дочери в пустоту.

Наиль в свою очередь обращается к случайным прохожим, тыча тем под нос фото Мышки и задавая стандартные, выученные назубок вопросы.

Не останавливаясь. Не унывая. Делая минимально необходимое и нужное.

Я осознаю, что Марина не могла далеко уйти. Чувствую, что находится где-то совсем рядом. Испуганная и одинокая. Возможно, много раз пожалевшая о том, что сбежала.

Сердце часто колотится, когда я встаю на её место и всё это представляю.

Раньше мы обсуждали, как вести себя в подобных ситуациях. Я показывала людей, к которым можно обращаться за помощью, если она нужна. Это могут быть полицейские, охранники или женщины с детьми. И, конечно же, Мышка осведомлена, что с незнакомцами никуда и ни при каких обстоятельствах не стоит идти, что бы ни обещали взамен.

— Полиция проверяет камеры и дороги, по которым могла идти Марина. Уже внесли информацию в базу данных и разместили на сайте.

Я коротко киваю, получив отчёт от мужа, и утыкаюсь лбом в окно автомобиля. Именно он на связи с правоохранительными органами вот уже три часа подряд. Жаль, что положительных результатов нет. И я не знаю, что мне думать, как быть и жить дальше.

Руки холодеют. Я в отчаянии. Не хочу визуализировать плохой исход, но и хороший не получается.

Мне ничего не нужно, клянусь. Только бы дочь была жива и здорова. Разве это так много?

Сотрудники полиции подбадривают и утешают, хотя я и ожидала вовсе другого отношения — осуждения и презрения.

Любой человек в состоянии эмоционально стресса не думает о рисках в своих действиях, а что говорить о ребёнке? В такие минуты ему срочно нужно выплеснуть негатив, и он просто убегает. Не предполагая, какие люди встретятся ему на пути, что будет дальше и как после этого возвращаться домой.

Звонок мобильного телефона вырывает меня из гнетущих рассуждений. Больше всего я боюсь, что это окажется Галина Сергеевна, а я сейчас не в том состоянии, чтобы объясняться и подбирать слова.

Но номер на дисплее мне незнаком, и я быстро снимаю трубку.

— Мам, забери меня…

За рёбрами происходит резкий стремительный взрыв. Я издаю какой-то нечленораздельный пугающий звук и цепляюсь руку Наиля не то, чтобы остановился, не то, чтобы скорее ехал вперёд.

— Солнышко, скажи, где ты! Просто скажи, откуда тебя забрать?!

Мой голос прорывается и переходит на крик. Я сыплю вопросами. Медленно умираю и плавно возрождаюсь, хватаясь за появившийся шанс, как за последнюю спасительную соломинку.