— Наконец-то! Третий день я беспрерывно извожу тебя вопросами — о тебе, твоем прошлом, твоем ремесле! И все время жду, жду, жду, когда ты выйдешь из себя или сама начнешь задавать вопросы!
— Я тебе говорила, что не суюсь в чужие дела.
— И ты не хочешь знать, зачем я пришел в Заклятые земли?
— Тебе нужно Зеркало Истины — с меня этого достаточно.
— Мне не нужно Зеркало Истины.
— Зачем же тебя сюда понесло?
— Мой старший брат поклялся честью рода Брекингов, что достанет его из Брошенной часовни.
— Так пусть сам бы и доставал.
— Он погиб. Шесть лет тому назад.
Венена настороженно прислушалась.
Хагбард продолжал:
— Я уже говорил — до недавнего времени я служил на южной границе. Семья наша знатная, но бедная, а я вдобавок был младшим, так что ничего, кроме захолустного гарнизона, мне не оставалось. А брат был в гвардии, в Тримейне. В ночь Большой Резни их призвали на помощь. Наутро брата нашли мертвым на Площади Убежища. В глазнице у него торчал нож, привязанный к обломку палки.
Венена пружиной прыгнула на дорогу, выхватывая меч из веревочной петли.
— Так ты… ты еще вчера догадался?
— Да.
— И только сейчас заговорил о плате… когда дорога пройдена. Умно. Хвалю. Что ж, я готова.
— К чему?
— Разве ты не собираешься убить меня?
— Ты не понимаешь. Рассчитаться — значит рассказать правду. Ты уже рассказала. Теперь пришел мой черед. Я просто хотел, чтоб ты знала.
— Ну нет! Месть есть месть. Бери меч и дерись!
— Нет.
— Не снизойдешь?
— Так ты меня прощаешь?
— Ты все еще не понимаешь?!
— Я люблю тебя, Венена.
— Ну как же — «любите ненавидящих вас»… А моя правда такая — око за око, зуб за зуб!
— Я люблю тебя. Полюбил с той самой минуты, как увидел, — там, на пороге. Словно жизнь прошла с тех пор… Если бы я был уверен, что вернусь из часовни живым, я бы сейчас тебе ничего не сказал. А так — я должен…
— Красиво говоришь! А красиво будет тебе, такому доброму и хорошему, иметь в любовницах убийцу родного брата?
Его пальцы машинально потянулись к рукояти меча, и, хотя сам он не двинулся с места, Венена это заметила и снова крикнула:
— Бери меч и дерись!
— Я не могу.
— А твой брат мог! Он, рыцарь, с ног до головы в латах, собирался хладнокровно прикончить сопливую девчонку, которая пряталась от него на крыше! И ты хочешь, чтоб я тебе поверила?
Рука легла на эфес и потянула меч из ножен.
— Все равно, — сказал он с усилием, — я никогда не смогу причинить тебе вреда.
— Конечно не сможешь! — Она оскалилась. — Что ты вообще можешь? Подумаешь, чистоту он блюдет! Кабы знал ты, сколько я вас таких по дорогам водила, и уж другие-то за добродетель не цеплялись и…
Меч вылетел из ножен, не дав ей закончить фразу.
— Наконец-то, — выдохнула она и первой нанесла удар, который тут же был отбит. Ее меч был легче и худшей ковки против его, тяжелого и широкого, годившегося как для одной, так и для двух рук. Но легкость — главный недостаток — была и ее основным преимуществом, придавая ей дополнительную подвижность. Она нападала, он защищался, не переходя в наступление, и так могло продолжаться сколько угодно долго. Единственным выходом была перемена позиции, когда один из дерущихся оказался бы в более выгодном положении. Это и пыталась предпринять Венена, совершив два прыжка — сперва на обочину и сразу же за спину Хагбарду. Ему пришлось развернуться, и он оказался против солнца. Последовал ложный выпад, и меч Хагбарда, вылетев из его руки, упал на расстоянии нескольких шагов. Меч Венены на мгновение уперся ему в яремную ямку, а затем, со свистом полоснув воздух, вонзился в землю!
— Так со мной не пойдет.
Она говорила очень тихо, как люди, доведенные до последней степени бешенства.
— О чем ты?
— Ты нарочно поддался.
— Нет. Ты победила честно.
— Врешь. Честно… — Она с видимым трудом подавила волну ярости. — Или я не чувствую, насколько ты лучше меня? Но пусть я не так хорошо дерусь, как ты, когда меня дурят, понять я могу… а мы переломили хлеб, и я не могу просто убить тебя… Проклятые законы!
Несколько мгновений они молчали, глядя друг другу в глаза. Затем она провела рукой по шее, огляделась вокруг и подняла что-то с земли. Это была раковина. То ли ремешок, на котором она висела, перетерся, то ли Хагбард случайно полоснул по нему мечом. Венена изменилась в лице. Инстинктивно Хагбард почувствовал, что упавшая раковина означает для нее нечто не менее важное, чем поединок. Видимо, с этим связана какая-то особая примета Открывателей.
— Подними свой меч, — сказала она мертвым голосом. — Идем.
Остаток пути они проделали в молчании. Дорога становилась уже, скалы — выше, все окружающее казалось безжизненным. Венена ушла далеко вперед — явно не хотела идти рядом с ним. Они двигались по угрюмому ущелью. Солнце, клонившееся у закату, еще не закончило дневного странствия, и черные тени скал ложились на белую пыль дороги, а лишенный ножен меч Венены в петле за плечом отбрасывал слепящий отблеск.
Внезапно она остановилась. Когда он приблизился, сказала не оборачиваясь:
— Отсюда видны Скальные врата. Дальше я не пойду.
Он обошел ее, чтобы увидеть, ее лицо:
— Значит, мы так и простимся?