Снаружи донеслось неожиданное рычание мотора. Оно раскололо тихий вечер. Кен повысил голос:
— Это вода. Понадобится всего пятнадцать минут. Подкачать ее к бакам на крыше. — Он указал на потолок, который в отличии от комнаты, был плоским и низким. — Обычно мы это делаем каждое утро.
Потом он взял Мартина и потянул его в дверь. Мартин яростно потянул руку и отпрыгнул.
— Ты посадил ее на цепь! — Он не мог поверить. Нэнси все еще не двинулась. Она изучала цепь и глаза ее, как ни странно, уже не были пустыми и невидящими. Они вдруг ожили внезапным и острым сознанием.
— Как собаку! — кричал Мартин. — Ты посадил ее на цепь!
— Это совсем не больно, — сказала Нэнси. Голос ее звучал почти облегченно, словно она, наконец, сделала какое-то важное решение.
— Пошли, Марти.
Кен снова взял его за руку. Он был непоколебим. Мартин повиновался, пытаясь выбрался за дверь, не в силах оторвать глаз от цепи и кольца…
Когда они вышли наружу, он снова взбунтовался.
— Но почему ее? Ведь вам же нужен я? Цепь-то для меня, ведь так?
— Возможно, — сказал Кен, — но ведь она сама заявила, что отправится на прогулку.
Он отказался сказать что-либо еще после того, как они прошагали полпути до озера, Мартин сдался. Полчаса он таскал припасы, пока лодки не опустели. Потом их вытянули из воды, так, чтобы они были вне досягаемости для любых штормовых волн.
Когда Мартин снова вернулся на кухню, на плите горели две горелки. Было тепло и пахло кипящим рисом и нарезанным чесноком. Это было для него ударом. Все-таки она стала готовить. Зачем? Когда она увидела его удивление, она саркастически улыбнулась.
— Ты знаешь, ведь это в первый раз, когда я готовлю для тебя еду.
— Не дурачься.
— Но это правда.
Он не мог понять ее веселости, спокойствия. Он продолжал отчаянно недоумевать, что же заставило ее решиться готовить. О причине, понять которую он тоже был не в состоянии, спрашивать он боялся. Но почему-то чувствовал, что она предала их обоих. Он был возмущен ею и ему пришлось заставить себя заговорить:
— Чем ты хочешь, чтобы я тебе помог? — Он тщательно старался не смотреть вниз. Она стояла у плиты, и он знал, что весь пол кухни был разделен черной полосой цепи. Он не думал, что в состоянии вынести ее вид.
— Они уже закончили с тобой там, снаружи?
— Они сказали мне прийти сюда.
— Можешь открыть несколько банок. Вот. Она подвинула к нему несколько штук через стол. Сначала, вот эти две. Вот это — персики. Открывашка вон там.
Мартин посмотрел. Там на стене у двери висела открывашка. Он поднес банку к ней, пока Нэнси плеснула немного масла на большую сковородку и умеренно посыпала его перцем и какими-то травами, найденными ею.
Мартин сказал приглушенно:
— Они много пьют.
Нэнси не ответила. Она грела масло, поворачивая сковороду так, чтобы оно растекалось по всему пространству.
— Черт, когда, наконец, кто-нибудь сделает приличную сковородку! — Она сбросила в масло накрошенный чеснок.
— Может быть, это выход, — проговорил Мартин, напоить их до бессознательности.
— Где моя приправа?
Он передал ей открытую банку. В ней были ломтики рыбы, сушеные грибы и овощи. Она вытрясла содержимое на сковороду и размешала вилкой.
— Где другая?
Нервы Мартина не выдержали.
— Тебе обязательно надо вести себя так, будто это доставляет тебе удовольствие?
— Что именно?
— Приготовление еды.
— Я люблю готовить.
— Я говорю о приготовлении пищи для них. — Голос его задрожал от напряжения. Он грубо схватил ее за руку. — Чего ты к черту добиваешься? Что происходит с тобой?
Она высвободилась.
— Мартин, что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Тебе вовсе ни к чему выглядеть так, будто ты делаешь это с удовольствием!
— Какое удовольствие. — На время все мужество ушло из ее взгляда, и она стала выглядеть потерянной, почти уничтоженной, такой, какой она была в машине.
— Тогда брось это!
Она вновь овладела собой с видимым усилием.
— Это наша с тобой еда тоже, — сказала она. Мы ничего не добьемся, ссорясь с ними. Нам нельзя делать этого. Мы должны подыгрывать, нравится нам это или нет. Пока увидим что происходит. Это единственный выход.
Она была права, и он это знал. Но его мутило от одной только мысли о том, чтобы даже посмотреть кому-нибудь из них в лицо. Все его мысли были заняты тем, как бы захватить ружье и повернуть его против них. Он никогда не служил в армии. Какое ощущение бывает, когда человек нажимает курок, слышит оглушительный шум и видит как кто-то падает и в краткий миг жизнь превращается в совершенно обезличенный мертвый предмет? Можно наклониться и потрясти его, что-то ему сказать, а он никогда не двинется и не ответит. Сердце его тяжело стучало от страха.
Он открыл вторую баночку паэллы и Нэнси осушила рис и добавила его в сковороду. Сделав это, она порывисто взяла его за руку, поцеловала в щеку и смущенно улыбнулась.
— Мы выберемся, — сказала она, — я знаю, выберемся.
В двери появился Грэг.
— Боже, Нэнси, здорово пахнет. Когда же будем есть?
Улыбка его была совершенно дружеской. Он взял бутылку бурбона и отвинтил крышку.
Нэнси ответила:
— Минут через десять.
Он протянул вперед бутылку и абсолютно бессознательно почесал себе пах.