Открывая Москву: прогулки по самым красивым московским зданиям

А тем временем все шло к своему логическому продолжению. Окончательное решение принял Александр II. Увлеченный в то время реформой по отмене крепостного права, он тем не менее затею Одоевского одобрил и поручил серьезно изучить этот вопрос Комитету министров, который постановил: «Румянцевские дома и места, им принадлежащие, продав, обратить вырученную сумму в распоряжение Министерства народного просвещения с тем, чтобы, руководствуясь точным смыслом именного Высочайшего указа Правительствующему сенату, от 22 марта 1828 года данного, она составила неотъемлемую собственность всего учреждения и, с переводом последнего в Москву, следовала за ним в полном количестве для употребления ни на что иное, как только на содержание и умножение коллекций графа Румянцева. Таковое мнение Комитета министров удостоилось Высочайшего утверждения, 23 мая 1861 года».

А как отнеслась к идее переноса Румянцевского музея в Москву петербургская общественность? Мало сказать, что неодобрительно. В центре поднявшейся волны возмущения оказался неутомимый критик В. Стасов. В своих записках «Румянцовский музей. История его перевода из Петербурга в Москву в 1860–1861 годах», напечатанных в журнале «Русская старина» в 1882 году, он гневно негодует по этому поводу. «История этого дела представляет несколько интересных подробностей, которые наверное будут любопытны многим у нас. Тут рисуются образ мыслей, характеры, взгляды, понятия людей тогдашнего времени, одних в хорошую, других в дурную сторону. Случай заставил меня играть некоторую роль в этом деле, и потому мне известны, как очевидцу и свидетелю, разные подробности, вовсе не известные многим другим. Поэтому я и считаю полезным сохранить эти факты на страницах “Русской Старины”. Мне кажется, некоторые их них имеют значение вполне историческое. Что же касается до большинства официальных фактов, также до сих пор не появившихся еще в печати, то они почерпнуты мною из подлинных дел, хранящихся в архивах Министерства Народного Просвещения и Румянцовского музея.

В конце 1850-х годов мне случилось часто бывать в Румянцовском музее. Я задумал тогда сочинение, где намерен был исследовать происхождение и характер главных славянских архитектурных и орнаментальных стилей, а для этого мне нужно было начать с того, чтоб изучить рисунки славянских рукописей, как самых надежных для моей цели, самых разнообразных и неизменных памятников древности. Понятно, что свои разыскания я должен был начать раньше всего с великолепных собраний нашей Публичной Библиотеки и Румянцовского музея. Поэтому я делил все свободное свое время пополам, и половину его проводил в читальной зале Библиотеки, а половину – в читальной зале Румянцовского музея.

Никакая разница не могла быть поразительнее той, которую представляли оба эти учреждения. Публичная Библиотека уже лет с десять шла тогда на всех парах и с каждым днем все более и более хорошела и расцветала, с каждым днем становилась все блестящее, полнее и привлекательнее. С 1849 года директором ее сделался барон Модест Андреевич Корф, и представлял собою образец того, до какой высоты можно довести великое общественное дело, когда на его рост и развитие положишь все свои силы, когда сделаешь его главным делом своей жизни, когда думаешь о нем и день и ночь и не щадишь для него никаких трудов и забот. Барон Корф был членом Государственного Совета, сверх того заседал во множестве больших и малых комитетов, бравших у него много времени, но главное его дело была постоянно Публичная Библиотека. Он любил ее со страстью, предан был ей беспредельно, и потому в короткое время достиг успехов самых неожиданных и самых великолепных. Значительные покупки целых коллекций, больших и малых собраний, книг и рукописей шли непрерывной полосой одни за другими, пожертвования частных лиц книгами и рукописями сыпались со всех сторон; но в то же время обновился и весь внешний вид Библиотеки: залы ее, из мрачных и запущенных, какими были много десятков лет, превратились в светлые, приветливые; публика начала ходить толпами в открытую для всех публичную читальную залу, долгое время пустынную и почти никому не известную; количество людей, занимающихся там, стало возрастать тысячами. В течение 1850-х годов Публичная Библиотека сделалась одним из самых популярных, самых общеизвестных и общелюбимых мест русской публики, желающей и нуждающейся заниматься делом. Можно сказать, Публичная Библиотека сделалась даже чем-то модным.