По понятным причинам ни наши дипломаты, ни средства информации не имели аргументов, доводов, способных из черного сделать белое: уверить мир, будто репрессии, повлекшие гибель многих лучших сынов и дочерей советского народа, не причинили громадного ущерба в целом стране и нашей обороне в особенности. Таких доводов просто не существовало в природе.
Для Сталина, как видно, важнее было убрать с дороги всех, в ком он в силу своей патологической подозрительности видел несогласных с его действиями — или считал их способными быть такими несогласными, — чем подумать о последствиях для Советского Союза «чисток» во внутренней и внешней областях.
Сталин привел в действие пропагандистскую машину, убеждавшую, что идет суровая борьба с «врагами народа», наймитами, агентами иностранных держав. Открытые процессы в Москве, в ходе которых делались «признания», подтверждавшие виновность привлеченных к суду людей, оказывали свой эффект. Кто знал о закулисной стороне получения таких, с позволения сказать, «признаний»? Очень немногие. Кто знал, что в тюремных камерах очутились — или были расстреляны — не два-три десятка видных в недавнем прошлом советских деятелей, а десятки, сотни тысяч таких же невинных людей? Все это стало известно значительно позднее, когда Сталина не было в живых.
А в то время миллионы советских людей шли за Сталиным, безоговорочно верили ему, считали, что страна не ослаблена, а, наоборот, укреплена в результате «ликвидации врагов народа».
В случае необходимости Сталин и в целом советское руководство были способны мобилизовать народные массы против реальной внешней угрозы, в защиту жертв фашистской агрессии за рубежом, в данном случае — Чехословакии.
К тому времени материальная база оборонной промышленности СССР была создана самоотверженным трудом советских людей, в том числе многими, кто погиб в ходе сталинских «чисток». Вооруженные силы оснащались новой техникой, снаряжением. Реальный потенциал для отражения агрессии — пусть и не очень совершенный — имелся. А это значило, что был и необходимый потенциал для оказания военной помощи попавшей в беду Чехословакии.
В Китае, Испании тогда действовало советское оружие, и советские специалисты, советники помогали его осваивать, использовать в защите этих стран от интервенции фашистских держав. Силу, эффективность такого оружия ощутила на собственном «опыте» фашистская военщина.
Готовя удар против Чехословакии, нацистские главари не тешили себя иллюзиями о том, что им можно игнорировать Советский Союз как державу, способную оказать Чехословакии помощь. В директиве фюрера вермахту от 30 мая 1938 года указывалось: «Надо предвидеть вероятность военной поддержки Чехословакии со стороны России, преимущественно силами авиации». В анализе обстановки, подготовленном 25 августа 1938 года разведотделом генерального штаба сухопутных войск вермахта, отмечалось, что, «исходя из предполагаемого нейтралитета Польши, активное участие в войне Советского Союза ограничится преимущественно военными действиями на Балтийском море. Кроме того, — говорилось в докладе, — следует ожидать налетов авиации на Восточную Пруссию и Балтийское побережье, а также периодических налетов на Берлин».
На деле и сухопутные войска в западных областях СССР были в критические дни сентября 1938 года приведены в состояние мобилизационной готовности. То же самое было предпринято в Белорусском и Калининском военных округах. Киевскому особому военному округу было предписано начать выдвижение войск к государственной границе. Из запаса было призвано до 330 тысяч человек. Об этих мерах советское командование информировало 25 сентября французское командование. Полностью в курсе дел о готовности СССР оказать ему помощь находилось правительство Чехословакии, причем с советской стороны такая помощь уже не обуславливалась обязательно аналогичной помощью Франции.
Могут задать вопрос, а не очень ли рискованно вело себя советское руководство в условиях, когда в Лондоне и в меньшей степени в Париже плели интриги, направленные на то, чтобы довести дело до советско-германского конфликта? Такой вопрос, однако, звучал бы с большим основанием после мюнхенского предательства.
Пока Чехословакия оставалась боеспособной державой с хорошо отмобилизованными силами (до 35 дивизий), можно и нужно было сделать все, чтобы преградить путь агрессору, даже если бы первоначально Франция не выступила на помощь Чехословакии. Как уже указывалось, вооруженное сопротивление Чехословакии захватчику, тем более с помощью, оказываемой Советским Союзом, вероятнее всего, заставило бы и Францию выйти из состояния паралича, встать на путь противодействия агрессору.
Как раз потому, что существовала реальная возможность успешного отпора агрессору, правящие круги Лондона столь беспокоились, как бы в Праге не решились отвергнуть путь капитуляции.