Открывающий двери

Молодой человек попытался сфокусировать взгляд на говорящем. Он чувствовал себя тонущим в бурном море пловцом: огромным усилием ему удается всплыть на поверхность, продержаться там несколько минут, и тогда он видит мир и слышит звуки. Но огромная волна снова накрывает его с головой, течение подхватывает хрупкое тело и несет его в темные глубины беспамятства.

– Не знаю… – слова получались с трудом. – Это та женщина.

– Женщина?

– С темными глазами. Она обожгла меня.

– Он, скорее всего, бредит, – вмешался врач. Барон повернулся к Мито. Тот, запинаясь, пересказал утреннее происшествие. Барон слушал, не перебивая и смотрел на неподвижно лежащего сына, потом резко сказал:

– Привезите сюда старуху, – обернулся к своему охраннику и повторил: – Привезите старую Машу.

Тот кивнул и пошел к двери, на ходу доставая телефон.

* * *

Старая Маша была похожа на цыганку больше, чем любая цыганка. Она словно только что сошла с экрана телевизора, по которому показывали «Табор уходит в небо». Была она морщиниста, но не худа, имела крепкие желтые зубы (не хватало всего шести штук), седые косы под платком с люрексом; и вился за ней устойчивый запах табака, потому что Маша курила трубку. Впрочем, сигары она тоже уважала. Старая Маша жила во вполне комфортабельном кирпичном доме в одном из пригородов Москвы, но почему-то любому, кто с ней встречался, чудился запах костра и слышался чуть ли не цокот копыт, запряженных в цыганскую кибитку.

В клане Маша занимала весьма важное место: она совмещала обязанности врача, колдуньи, предсказательницы и хранительницы традиций. Цыгане с удовольствием пользуются благами цивилизации: антибиотики, мобильники и «мерседесы» для них такие же предметы быта, как для всех остальных людей. Но никому из древнего народа и в голову не приходит отказаться от вековых устоев, традиций и опыта, которые передаются от одного поколения к другому именно через таких мудрых старух, как Маша.

Маша вошла в палату, подошла к кровати и, покачивая головой, долго смотрела на Ромиля. То ли лекарства сделали свое дело, то ли просто организм немного восстановился, но тот уже пришел в себя. Ему было больно и как-то мучительно неловко за случившееся. Старуха все молчала, и ее морщинистое коричневое лицо не выражало ровным счетом ничего. Наконец Ромиль не выдержал и спросил:

– Плохи мои дела, Маша?

Старуха взяла поврежденную руку и смотала бинты. Оглядела красную, облезающую лохмотьями кожу. Ромиль сжал зубы. Ему кололи обезболивающее, но прикосновение все равно причиняло сильную боль и страдание.

– Расскажи, что это было, – велела старуха, усаживаясь на стул.

Ромиль рассказал про женщину, с которой столкнулся на раскаленной площади Киевского вокзала.

– Ах, мальчик, мальчик, – Маша покачала головой. – Ведь сказано было, нельзя перечить ашрайе.

– Кому?

– Это ашрайа – демон с темными глазами.

Они помолчали. Ромиль думал, как это глупо – слушать о демонах, лежа в палате с суперсовременным оборудованием, когда все кругом на электронике… Да и у самой Маши в кармане длинной цветастой юбки наверняка имеется мобильный.

– Глупости это, старая, – зло сказал он. – Не бывает демонов! Это детские сказки!

– Может, и сказки, – старуха поджала губы. – А тебя, видать, пчелка ужалила.

– И что теперь? – резко спросил он, решив не противоречить старухе. – Пусть ты права, и это был демон. Ты отвадишь от меня порчу?

– Я сделаю, что смогу. Но демон сильнее, и прежним ты не станешь.

– Как это? – Ромиль попытался подняться на локте, застонал и упал на подушку.

– Руку спасти вряд ли удастся, – безжалостно продолжала старуха.

– Что ты несешь? Сумасшедшая!

Цыганка пожала плечами, достала из складок юбки свечку и темный от времени то ли образок, то ли ладанку. Положила ее на лоб юноше, зажгла свечку и забормотала что-то. Ромиль лежал неподвижно, сжав зубы. Что угодно пусть делают, что угодно, но он должен выздороветь. И вот когда это произойдет, тогда он найдет ту тетку, кем бы она ни была. И отомстит.

2

Болел он долго. Врачи разводили руками. Лихорадка скоро прошла, температура упала, но рука не действовала и болела, да еще время от времени наваливались тяжелые приступы головной боли, когда путалось сознание и все причиняло боль: свет, движение, мысли.