Открыватели дорог

31. ВЫ МНЕ НУЖНЫ, НОННА…

Он позвонил в квартиру Красовых, по-видимому, следом за Нонной.

Она открыла дверь, держа на руке только что снятую автомобильную куртку, и даже несколько отшатнулась назад.

— Что случилось? — тревожно воскликнула она и сразу набросила куртку на плечи, будто появление Алексея предвещало беду.

— Вы мне нужны, Нонна… — медленно выговорил Алексей, как выговаривались в его душе эти слова, пока он торопил шофера такси, будто боялся, что Нонна исчезнет, если он не догонит ее, и тогда ему уже никогда не удастся произнести эту фразу.

— А… — сразу успокоившись, произнесла Нонна и повесила куртку. — Я подумала, может быть, Ярослав… — Оборвала себя, приказала: — Проходите, Алеша, я сейчас… — И исчезла в глубине квартиры.

Он ошеломленно остановился на пороге ее комнаты, прислушиваясь к тишине. Впрочем, тишина была относительной: капала на кухне вода из неплотно завернутого крана; где-то ходила Нонна, вот она что-то уронила; стучали настенные часы; гулко прогудела струна в закрытом рояле, отвечая резонансом на какой-то звук, донесшийся из раскрытого окна… Алексей стоял и думал: почему она так равнодушно отнеслась к его появлению? И почему прежде всего вспомнила о Ярославе?

И остановил себя: дурак, ты ворвался так неожиданно, что действительно мог показаться провозвестником несчастья! А так как явился ты, то, естественно, Нонна подумала об отсутствующем. Как подумала бы о тебе, если бы ворвался Ярослав. Все трое связаны одной судьбой. И все идем одной дорогой.

Ходит птичка весело
По тропинке бедствий,
Не предвидя от сего
Никаких последствий…

А то, что она не кинулась в твои объятия, тоже понятно: ты ухитрился смертельно обидеть ее. Попробуй теперь убедить ее, что поступил так против воли и желания…

Щелкнул дверной замок, и в проеме вырос Михаил Борисович. Он прищурился, словно не узнал после яркого уличного света, кто стоит перед ним. Потом насмешливо улыбнулся.

— А, Алексей Фаддеевич! Пришли с повинной?

— Нет. Хочу обокрасть вас.

Михаил Борисович отступил на шаг, легкое удивление и некий страх мелькнули в его расширившихся глазах, но он сдержался, усмехнулся снова.

— Ограбление запланировано с убийством?

— Нет. Вы ведь не очень храбрый человек и просто встанете лицом к стене, чтобы ничего не видеть.

— За что же такая лютая месть?

— Согласно исповедуемой вами заповеди: око за око!

— И как вы понесете вашу добычу? Связанной и в мешке? Добровольно она за вами не пойдет!

Алексей готов был выкрикнуть что-нибудь еще более злое, но в конце коридора появилась Нонна и сухо сказала:

— Перестаньте! Алеша, пройдите в комнату!

— Как? Он оскорбил твоего отца, и ты приглашаешь его в дом? — ядовито спросил Михаил Борисович, но, взглянув на дочь, торопливо добавил: — Ничего, ничего, мы пошутили! — И, швырнув шляпу на вешалку, бочком прошел мимо Алексея в кабинет.

Нонна своим суровым взглядом словно бы втолкнула Алексея в комнату. Не обращая больше внимания на Алексея, она сразу села в кресло, стоявшее подле погашенного торшера, уронила руки на колени и опустила голову, словно ее надломили. В этой позе Нонна выглядела маленькой, несчастной девочкой, которая не понимает, за что ее обидели, но чувствует, как жестока эта обида. Алексей невольно потянулся, чтобы погладить ее по голове, но она услышала его неловкое движение и резко выпрямилась.

Красота ее словно бы полиняла в одно это мгновение. А может быть, она умывалась после возни с машиной, но резкий разговор Алексея с ее отцом помешал ей вновь наложить косметику, поэтому и проступило все сердечное утомление, все долгие бессонные ночи, все длительное разочарование, которое копилось, вероятно, с того самого дня, как они встретились на пороге института. Ведь эти дни не прошли бесследно ни для кого из них. И даже милейший Михаил Борисович далек от своего привычного оптимизма.

— Зачем вы так, Алеша? — тихо выговорила она, глядя блестящими в полутьме глазами прямо в его глаза. — Я ведь не такое уж слабое существо и не нуждаюсь в жалости.

— Вы ничего не поняли, Нонна! — в отчаянии воскликнул он. — Ведь это я, я, понимаете, я боялся, что вы лишь из жалости заговорили о нашем будущем! Вы же помните, мне все предсказывали судьбу неудачника, мученика, несчастливца… Разве мог я принять при всем том, что сейчас происходит, вашу помощь? Я чувствовал бы себя трижды несчастнее, если бы ничем не мог отблагодарить вас за вашу жертву!

— Что же изменилось сейчас? — Глаза ее были недоверчивы, но где-то в глубине взгляда вдруг затеплилась маленькая надежда, и Алексей разглядел ее. Сердце забилось ровно, гулко, как перед затяжным прыжком с трамплина на лыжах, когда тебя охватывает предчувствие невесомости. Он все-таки опустил левую руку на ее волосы, а правой приподнял за подбородок ее лицо, наклонился — глаза в глаза, чтобы лучше видеть, что в них происходит, — и страстно сказал: