Открыватели дорог

На переднем плане, держа за поводки низкорослых рогатых оленей, стояли остяки, внешне равнодушные ко всему, что происходило перед ними. Но Колыванов видел, какого труда стоит им сдерживать свое изумление и волнение при виде разнообразных инструментов, оружия и странных ящиков с грузами, что громоздились кучками прямо перед домом на деревянном тротуаре. Кое-где в толпе виднелись охотники с заплечными мешками, в лузанах, надетых поверх ватников и коротких полушубков, с ружьями, с собаками, жавшимися к ногам. Тут же толпились школьники, застрявшие на полпути в класс, увлеченные этими сборами. Несколько домохозяек, вышедших за хлебом или за молоком, также теснились в толпе, переговариваясь со знакомыми, выспрашивая у них подробности об этом неожиданном сборе. И среди этой разнообразной оживленной толпы носился Чеботарев, являясь подвижным центром ее, так как толпа все время передвигалась, окружая его, куда бы он ни пошел.

Да, Колыванов поступил правильно, вызвав старого сослуживца. Он имел время проверить способность Чеботарева обрастать людьми, становиться центром в любой толпе, вовремя собрать рабочих и передать им свою живость и упорство в выполнении предначертанных приказов. Он, конечно, еще слишком молод, чтобы самому уметь управлять толпою, направлять ее усилия туда, где они наиболее необходимы, но он еще успеет вырасти и стать не только центром толпы, но и ее главным двигателем. В конце концов, совсем еще недавно и сам Колыванов также служил лишь покорным исполнителем чужой воли, он даже гордился, когда такой опытный и умелый инженер, как Барышев, удостаивал его своим вниманием. И очень может быть, что недалеко то время, когда и Чеботарев будет не только отстаивать свою волю, но и упрекнет Колыванова в том, что тот отстал.

Колыванов улыбнулся совсем весело, невольно подумав, что никогда не дойдет до того, чтобы Василий мог упрекнуть его. Колыванов не станет ни трусом, ни равнодушным, ни ленивым человеком. Этого не будет!

Чеботарев увидел прежде всего эту веселую улыбку Колыванова. Значит, у начальника все хорошо, напрасно он вчера так угрюмился. И быстро пошел к нему, раздвигая окружающих.

— Разрешите доложить, товарищ начальник, — закричал он своим привычно звонким голосом, каким всегда докладывал результаты особо трудного дела, словно эта трудность являлась мерилом для большей или меньшей лихости рапорта. — Разрешите доложить, — повторил он, — лесорубов я собрал, в райкоме договорился о вызове оленных людей, — он щегольнул местным выражением, показывая, что теперь-то чувствует себя совсем привычно в этих странных условиях, — вот они прибыли, а кроме того, вас ждет Григорий Лундин… — на этом имени он невольно споткнулся, посмотрел на Колыванова светлыми глазами, в которых вдруг мелькнула тень, и добавил совсем тихо: — Вот беда с ним, Борис Петрович, совсем его контузия придавила. Я было попытался его утешить, а он и рожок свой в карман спрятал…

То, что Чеботарев обратился по имени-отчеству, обозначало, что он перешел на посторонние темы, когда они из подчиненного и начальника снова превращались в друзей. Колыванов потрепал Василия по плечу, тихо ответил:

— А ты на глазах у других не шибко жалей… Сам помнишь, каково тебе было, когда в госпитале какие-нибудь шефы начнут вздыхать о твоих страданиях. Поди, не раз к черту посылал?

— А и верно, посылал, — изумленно, по уже несколько веселее сказал Чеботарев.

— Ну вот, тут то же самое. Григорий еще, может, и поправится, а если даже и не поправится, так сожаления эти только душу растравляют. Ты уж, пожалуйста, не жалей, а говори с ним, как с добрым бойцом, который еще может чудес натворить.

— Так он же и натворил! — с восторгом воскликнул Чеботарев. — Это же он охотников привел! Я его спрашиваю: «Зачем?» А он только усмехается. Написал, что будет вас ждать…

Последние слова опять были сказаны в том звонком тоне рапорта, что все обстоит очень хорошо, хотя мне и неизвестно, для чего вам, товарищ инженер, эти охотники, которые и по возрасту староваты, да и заняты своими делами больше, чем нашими. Видите, мол, сами, что они и сюда-то явились с тулками да ижевками, с собаками да сухарями, словно на минуту зашли взглянуть на вас…

Колыванов не ответил на эти несказанные, а лишь интонацией выраженные сомнения Василия и прошел в контору. Помощница его, сидевшая за машинкой, немедленно встала, начальник снабжения быстро собрал бумаги, которые просматривал перед докладом. Видно было, что Колыванов утвердил высокую дисциплину, которая помогала не только в таких малых делах, что делались здесь, но и в самых огромных.

Чеботарев остался в приемной, ожидая, когда выйдет от Колыванова Григорий Лундин, с утра сидевший в кабинете, несмотря на протесты помощницы. Лундин будто боялся, что, выйдя, потеряет инженера и больше не встретит его.

Колыванов вошел в кабинет, взглянул на Лундина. Лундин сидел за столом и писал. Он поднялся, протягивая руку, и снова присел, озабоченно дописывая строчку.