Хорошо еще, что в кличке нет ничего обидного, как например, в имечке «Кроха». Крохмалев терпит, когда его называют Крох, но сердится, когда говорят Кроха. По-видимому, понимает истинный подтекст: действительно, как это позже стало очевидно для Алексея, вся его научная деятельность — мыльный пузырь, расцвеченный солнцем чужих открытий. Алексей помнит, как Кроха высказал ему однажды свой символ веры: «Важно одно — чтобы у тебя была лишняя галочка в списке научных работ. Ведь зарплату надо как-то оправдывать!» Странно, правда, что, несмотря на весь этот цинизм, мыльный пузырь был очень устойчив и не лопался, как будто его терпеливо поддерживали чьи-то руки в шерстяных перчатках. Алексей со школьных времен помнил этот удивительный физический фокус — в шерстяных перчатках мыльный пузырь можно держать сколько угодно и нести, пока не надоест.
Алексей нескоро научился разбираться в институтской табели о рангах. Да и знает ли он ее даже и теперь, проработав в институте восемь лет? Сначала ему казалось, что вокруг одни небожители, и только значительно позже он понял, что, увы, это совсем не так.
С небожителями Алексею не повезло. Он до сих пор без улыбки вспоминает последние дни практики. Еще бы, чуть не вылетел из теоретического отдела и вообще из института. И все из-за того, что, как говорит Чудаков, вздумали яйца курицу учить!
Михаил Борисович попросил Алексея просмотреть громоздкие вычисления в очередной работе Анчарова, Алексей добросовестно проверил формулы и нашел несколько ошибок. Они не очень и умаляли авторитет сочинителя, так как подобные ошибки нередко закрадываются в длинные и громоздкие вычисления и обычно исправляются при повторных проверках. Но что было действительно серьезно — это то, что у Алексея по мере знакомства с таблицами все увереннее возникала крамольная мысль о полной ненужности и бессмысленности подобной теоретической «деятельности».
Чудакова и Горячева пригласили на очередное заседание ученого совета института. Милость, которой небожители изредка одаривали практикантов.
Чудаков, поднявшийся из свой «преисподней», как он именовал машинный зал, спросил:
— Чем порадуешь Дока?
Алексей показал свои пометки. Чудаков удовлетворенно кивнул.
— Очень кстати, пусть видит, что и мы не лыком шиты!
— Но, понимаешь, какое дело! Док выступает тут против такой разумной и изящной теории о существовании электрино…
— Ни-ни-ни! — Чудаков даже рукой замахал перед носом у Алексея. — Я тебя не слышал, ты мне этого не говорил!
— Но почему?
— Потому, что сам Анчаров никогда не осмелился бы нападать на электронную теорию. Ты статью видел?
— Н-нет… Мне дали только формулы для проверки.
— То-то же! Голову даю на отсечение, что на статье даже не две, а три или четыре подписи. И первая — Михаила Борисовича.
— Ну и что же?
— Вот чудак-человек! Если ты укажешь на две-три ошибки — это одно дело, их исправят и спасибо скажут. Но если ты обрушишься на идею, то наживешь врагов…
— Но всякая истина познается в споре…
— А почему ты думаешь, что они гонятся за истиной? Существование электрино еще не доказано, возможно, вообще не доказуемо. А Красов и Анчаров тем временем выпустят еще одну оригинальную работу, наполненную высокими идеями. Ведь изображать-то нужно как-нибудь! Тебе, наверно, известно изречение американского ученого Гелл-Манна: «Пройдет еще немало времени, прежде чем физик, занимающийся природой элементарных частиц, останется без работы…» Вся деятельность нашего Дока является блестящей иллюстрацией справедливости этой мысли. А ты собираешься при всех крикнуть: «А ведь король-то голый!» Нет, нет, нет! Поверь моему опыту: навалятся на тебя всем судилищем и сожрут. Я уже чую запах жареного. Хотя ты такой тощий, что тебя, вероятно, предпочтут съесть в вареном виде!
Алексея тогда удивила и вместе с тем позабавила такая резкость суждений Ярослава. Он предпочел бы, чтобы друг продолжал спор. Но Чудаков только сказал:
— Посмотри на себя в зеркало! Вот так рождаются мученики!
Алексей подошел к окну, гладкая плоскость которого вполне могла заменить зеркало. Ничего мученического в узком, без единой морщинки или складочки лице не было. Он пожал плечами, увидел, как отражение в окне проделало то же самое, усмехнулся и отправился на заседание.
Заседание еще не началось: ждали Ивана Александровича. Но Алексею показалось, что Красов и Анчаров ждали не академика, а именно его. Оба встали, как только Алексей показался в дверях. Михаил Борисович ухватил его под руку и увлек в угол, под огромную пальму. За ним поспешил и Док.
— Нуте-с, нуте-с! — благожелательно произнес Михаил Борисович, осторожно принимая из рук Алексея папку с расчетами. — Посмотрим, что тут у вас…