Открыватели дорог

Алексей, не отвечая, распахнул дверь на улицу и вышел, плотно захлопнув и придержав для верности металлическую с деревом массивную ручку. Все голоса разом отрезало, он оказался один на один с улицей, с белым, чистым, еще не успевшим побуреть снегом.

Больше он не ходил в институт, ожидая, когда ему принесут документ об отчислении. Он мог, конечно, закончить дипломную работу и дома: все материалы были собраны. Но было жаль институт. Жаль то, что он называл про себя воздухом науки. Жаль споров с такими же горячими и острыми на язык молодыми физиками. Ведь он так рвался в лабораторию самого Михаила Борисовича!

Друзья не оставляли его своим попечением. Прибегали то один, то другой, передавали новости. О скандале в конференц-зале ничего не говорят. Красов вызвал Анчарова; сидели два часа, Анчаров вышел еле живой. Академик заходил з «преисподнюю» и как бы между прочим спросил: «Где Горячев? Болен?» Коваль испугался, не мог ничего толком объяснить, сказал только, что Михаил Борисович не принял последнюю работу Горячева.

Через неделю или около того почтальон доставил Горячеву строгую телеграмму:

«Немедленно явитесь в институт для оформления на должность младшего научного сотрудника, иначе будем вынуждены искать замену. Красов».

Статья Анчарова ни в печати, ни даже на ротапринте не появилась. И никто о ней не вспоминал. Но и Михаил Борисович не извинился перед Алексеем. Как будто все это приснилось в дурном сне одному только Горячеву. Наоборот, Красов начал усиленно приглашать его к себе. Стал добрым шефом. Учителем. Почти другом.

Так неужели Чудаков прав в своих поспешных выводах? Нет, Алексей не может признать такую правоту. Чудаков просто начал смотреть на жизнь слишком мрачно. Сегодня Алексей пойдет к Красовым и сам поговорит обо всем, что лежит на сердце. И докажет и себе, и Чудакову, и, если понадобится, Красову, и Гирееву, что наука должна делаться чистыми руками. И совсем не потому пойдет, как думает Чудаков, будто ему хочется посмотреть на Нонну. Нет, именно ради науки. И к дьяволу любовь, если таковая и существует на белом свете. Так-то, товарищ Чудаков!

10. НОННА

Как давно Алексей не был в этом доме!

Пожалуй, после отъезда Нонны к мужу в Ленинград он здесь уже не бывал. Когда это произошло? В 1957-м, вот когда! Значит, пять лет он обходил Дом академиков стороной. Даже и в других квартирах не бывал, если и приглашали, все боялся, что ошибется дверью и нечаянно позвонит Красовым. Откроет работница, спросит: «Вам кого?» И он с замирающим сердцем скажет: «Нонну».

Михаил Борисович, вероятно, догадывался, почему Алексей на все приглашения отнекивался, а Бронислава Григорьевна знала точно. Нонна, должно быть, советовалась с нею, прежде чем сказать Алексею «нет». В это время всеми ее помыслами уже владел Бахтияров.

Бахтиярова Алексей увидал в этом же доме. Тот приехал из Ленинграда, как говорил, «за опытом». Бахтиярову было интересно узнать, как далеко продвинулись московские физики в использовании мощных реакторов. Москвичи консультировали и строили сами несколько крупных электростанций на атомном сырье. Но все эти станции находились в Заполярье. А Бахтиярову предстояло создать уникальное сооружение под Ленинградом.

Это был крупный человек, совсем непохожий на ученого, с большими руками, которые лучше годились для укладки кирпичей, нежели для черчения или выписывания формул. И голос у него был внушительный, так и казалось, что он начнет командовать и все бросятся выполнять его приказы. Это особенно оскорбляло Алексея, такая безропотная подчиненность постороннему человеку, о котором даже не знаешь, умен ли, добр ли, талантлив ли он.

Бахтияров словно прирос к дому Михаила Борисовича. Он пропустил все сроки своей командировки, безбожно врал ленинградскому центру, что занят по уши, — Алексей слышал один из его разговоров с Ленинградом.

У этого Бахтиярова на все хватало времени. И сердца. То он увозил Нонну куда-то за город кататься на лыжах, то шел с нею в театр, то на концерт или на выставку. То устраивал какой-то пикник в снежном лесу на двадцать человек и сам готовил для всех шашлыки на костре, под заснеженными елями, на десятиградусном морозе. Шашлыки замерзали и покрывались твердым салом, но всем почему-то нравились, даже Алексею, хотя Алексей и тогда уже видел, как отдаляется от него Нонна. Словно ее насильно посадили в скоростной самолет, и самолет отрывается от земли, но ей не страшно и даже не досадно за насилие над ее волей. А ведь Алексей знал, какой у Нонны взбалмошный характер. Не так-то просто было ее подчинить… И вдруг она оказалась в полной власти Бахтиярова.

В конце концов Алексей сам вышел из этой игры.