Дни шли, девочки тем временем стали больше общаться между собой. Одна могла увидеть в углу площадки какую-нибудь красивую бабочку - и остальные тут же неслись к ней, будто их позвали, хотя Элидес не слышала ни звука. Они по-прежнему любили играть с собаками и Миглем, с удовольствием шли на руки, но Элидес казалось, теперь парваусы сосредоточены на внутригрупповом общении.
Только однажды эта чудная связь помешала, когда профессор посчитал возможным взять у них на анализ кровь. Хотя прибор для забора был специальный детский, действующий мгновенно, однако взять кровь смогли только у одной - одновременно с уколом остальные тут же отбежали на четвереньках (потому что так передвигались быстрее), при этом дрожали и недовольно свистели. Четвёртая вскоре к ним присоединилась, и пришлось на этом сбор анализов прекратить, потому что выглядели малыши слишком встревоженным. Как предположил профессор, они не знали, что такое боль, и испытанного одной хватило, чтобы передать свой опыт остальным.
Никто и не сомневался.
Тогда, случайно столкнувшись с Афиной, Элидес с удивлением услышала намёк, что от неё ждут извинения.
- Я? - Опешила она, смотря на свою бывшую охранницу. - Я должна просить прощения?
- Конечно! За то, что выставила меня без объяснений с работы!
- У меня была причина!
- Да, конечно, конечно. Но если ты хочешь, чтобы мы снова подружились, давай, извиняйся!
- С чего ты вообще решила, что я хочу с тобой мириться?
- Ага! Сказала, мириться, значит, понимаешь, что мы в соре?
- Да ничего похожего!
- Эли, ты невыносима! Вроде умная девушка, а иногда как осёл -животное такое упрямое. Говорят, оно от упрямства может даже помереть, но есть не станет! В общем, надумаешь - я жду.
Прокричав это, Афина отправилась обратно на кухню помогать своему мужу с готовкой. Это тоже в голове не укладывалось. Почему она променяла работу в такой сложной и уважаемой профессии на кухню? Мало того, она выглядела счастливой, как будто всегда только о таком и мечтала!
Недовольство собой и всеми остальными так и кипело в груди у Элидес, не давая спокойно вздохнуть.
Потом настал счастливый день, и команда Скрепки вернулась с установкой водного терраформирования - самым дорогим приобретением за историю Плесирки.
Прибывшие вышли из транспортной машины, довольные, весёлые, Тиходол расправил плечи, улыбнулся и огляделся с такой радостью, будто попал в родной дом, по которому скучал. Первым делом он подошёл поздороваться именно к Элидес, а та, кусая губы, отговорилась важными делами и сбежала, спряталась в детской. Страшно, было очень страшно.
А потом она притворилась больной и сидела в комнате, оставив малышей на Лири. Хотелось пострадать, ведь ничего не складывалось. Она была влюблена по уши, но не могла понять, что с этим делать.
Когда Элидес удалось с собой совладать, она привела себя в порядок, проверила, хорошо ли сидит любимое лиловое платье и пошла в детскую. Кто отвлечёт от головной боли лучше малышей?
В детской на диванчике сидел Тиходол, а девчонки стояли перед ним -четыре одинаковые копии в розовых платьях и с нелепыми, но милыми заколками на пушистых тонких волосах. Он был выше Элидес на голову, крепким и крупным, малышки от этого на его фоне казались ещё меньше, как гномы перед великаном.
Элидес замерла у двери, боясь нарушить тишину, и не могла налюбоваться открывшейся картиной. Его профилем, аккуратной стрижкой, его широкими плечами и тем серьёзным и одновременно ласковым взглядом, которым он смотрел. Что-то происходило. Его ладонь по очереди прикасалась к их головам.
- Уки, Уми, Уни и Уга.
Раздалось воркование и свиристение, очень нежное. У Элидес даже дыхание перехватило. Похожее на тот звук, к которому Тиходол долго прислушивался перед отлётом. Кстати, с тех пор Элидес этот звук не слышала. До сего момента. По всему выходило, что этот звук обозначает именно его.
- Что это? Что ты сделал?
Тиходол вздохнул:
- Я дал им имена.
- Но с какой стати?
Тиходол внимательно посмотрел на неё, слегка поморщился и нехотя ответил:
- Дело в том, что имена детям у них, оказываются, дают отцы.
У Элидес челюсть отвалилась.
- Откуда ты знаешь?
- Я слышу, Эли, слышу, что они говорят. Они называют меня папой. Вот, слышишь?
Тот самый звук!
- Этот звук означает папа?
- Звук? - Он задумался. - Ты слышишь звук? Нет. это похоже на наши слова, только странные, они говорят прямо в моей голове, обычными детскими голосами.
- Да ты! Не может быть! Я их не слышу, почему ты?!
- Это. ладно, признаю, это моя способность. Как у тебя чувствовать живое. Как у Лиринарии успокаивать душевную боль, а у Армира - лечить телесную. Профессор прав, глупо отрицать очевидное - мы раса, у которой есть особенности. - Закончил он почти сердито.
- Но почему они решили, что ты папа?! - Закричала Элидес.
Он внимательно посмотрел на неё.
- Потому что ты относишься ко мне. как к мужу.
- Что?!
- Любишь меня так, как жена любит мужа.
- Это неправда! - Элидес даже ногой топнула.
- Поэтому они и считают меня отцом. И сказали про имена, которые может дать только отец. И даже какие имена они хотят.