Откуда есть пошла земля нарофоминская

– Церковь расположена в пределах села Каменского, в центральной части мыса, образуемого при впадении речки Каменки в Нару. Никольская церковь принадлежит к очень редкому для древнерусской архитектуры типу бесстолпного храма с пристроенными опорами, служащими основанием для параболических арок. Переход к мощному световому барабану с восемью узкими окнами осуществляется с помощью парусов и своеобразного конического свода. Памятник полностью сложен из белого камня. В толще кладки по периметру здания в трех ярусах были заложены дубовые связи, ныне полностью сгнившие. К четверику с востока примыкают три значительно выступающие апсиды несколько меньшей высоты. При исследовании памятника было установлено, что декор его фасадов в целом соответствовал традиционным формам храмов рубежа XIV-XV веков. Был найден профилированный цоколь типа аттической базы, перспективный южный портал, установлены древние габариты оконных проемов апсид. На чердаке обнаружены многочисленные фрагменты архивольтов кокошников, килевидных завершений, водотечных лотков и консольных блоков, на которые опирались архивольты. Материал покрытия памятника не установлен. Не исключено, что им служили уложенные на раствор лещадные плиты. В шурфах найдено несколько керамических плиток неизвестного времени, возможно, остатки древнего пола. Убранство интерьера не сохранилось, следов древней живописи не обнаружено. Аналогичную композицию плана и пространственного решения интерьера имели построенные в том же XIV веке соборы Голутвинского и Бобреневского монастырей. Однако от них сохранились лишь раскопанные Б.Альтшулером и М.Олешковским основания двух белокаменных храмов – двухапсидного в Голутвинском монастыре и одноапсидного в Бобреневском. В XIX веке на древних камнях построили новые здания. Монастыри находятся в Коломне, а в Московском Кремле по возрасту и архитектурным решениям с ними сравним только Благовещенский собор (1484-1489 гг.).

Выдающееся архитектурно-художественное значение Никольского храма определяется редкостью его композиционного и конструктивного решения и особой ролью памятника в установлении путей развития древнерусского зодчества и взаимных связей с зодчеством южных славянских народов.

Теперь о Кокошкине. Лет пять тому назад в "Московском журнале" была напечатана интересная статья Натальи Руновской, начинавшаяся необычно:

"Уже давно пытаюсь я узнать что-либо об истории станции Кокошкино – дачной местности, в которой живу с 1972 года. Сначала все мои попытки были безуспешны. Да и правда, ни за что "историческое" взгляду нельзя зацепиться: ни достопримечательностей, ни архитектурных памятников... Поселок городского типа – унылый типовой пейзаж..."

На Руси "обычно" другое: каждый кулик свое болото хвалит. А тут... Читаешь и забываешь этот пассаж. Оказывается, Кокошкины, прежде чем воплотиться в поселок, станцию "и другие добрые дела", много хорошего сделали на подмосковной земле. Разными поколениями и в разное время, но оставили "естество и плоть". Кокошкины явили миру не одну выдающуюся личность. Пусть не планетарного масштаба, но потомственная плеяда талантливых и просвещенных дворян оставила след в истории русской культуры XIX века.

В литературе о Кокошкиных содержатся крайне скупые сведения. Например, изданная в 60-70 годах нашего столетия "Литературная энциклопедия" в девяти объемистых томах даже не содержит упоминания об этой фамилии. Географический словарь "Все Подмосковье" сообщает, где расположена железнодорожная платформа, информирует читателей о количестве жителей в поселке Кокошкино в 1939 и 1959 годах (соответственно 0,5 и 4,2 тыс.), но умалчивает об истории возникновения самого названия. Хотя, скажем, о такой станции, как Катуар, говорится, что это бывшая усадьба Салтыковых.