По воспоминаниям Павла Антокольского и Вениамина Каверина, однажды начинающий поэт Николай Заболоцкий прочитал на одном из литературных сборищ стихи, в которых были строки: «Прямые лысые мужья Сидят, как выстрел из ружья», на что актриса Зоя Бажанова не без иронии заметила, что в них чувствуется прямое родство с капитаном Лебядкиным. Имелось в виду, что прочитанное не имеет ничего общего с литературой так же, как и творчество Лебядкина. На что Заболоцкий вдруг с готовностью признался, что «ценит Лебядкина выше многих современных поэтов».
В 1930-х гг. появляется лубочная пародия на Лебядкина Александра Архангельского:
У Игната Лебядкина есть стихотворение:
Его продолжил Николай Олейников, правда, у последнего таракан сделался «жертвой медико-биологического исследования». Он же, используя манеру стихоизложения Лебядкина, написал:
Далее к животворному источнику поэзии Лебядкина прильнул Александр Тиняков:
Персонаж «Бесов» Лебядкин выбрал себе жизненный лозунг: «Плюй на все и торжествуй», вслед за ним Тиняков «открыто объявил себя глашатаем всего самого низменного и темного, что только есть в природе человека» (Бенедикт Сарнов).
Позже творчеством Лебядкина увлекся Зощенко:
Ничего удивительного, что в произведениях Зощенко такой стихотворный стиль быстро прижился, ведь Зощенко писал о мире мещан, то есть о мире пошляков и пошлости. Тем не менее строки Игната Лебядкина кажутся лично мне намного сильнее: «Краса красот сломала член И интересней вдвое стала» (не подумайте чего дурного, это девушка сломала ногу, а поэт ее таким образом утешает).
Или еще такое:
При этом Лебядкина вовсе не однорукий, слово понадобилось ему для рифмы.
Дмитрий Шостакович написал опус «Четыре стихотворения капитана Лебядкина» (1975). Цикл состоит из песен на стихотворения «Таракан», «Краса красот сломала член», «Плюй на все и торжествуй», «Светлая личность». Его исполнил Евгений Нестеренко. Премьера состоялась 10 мая 1975 г. Это был последний концерт в жизни Шостаковича; через три месяца он скончался.
О том, что образ Ивана связан с самим Достоевским, говорит тот факт, что Иван (это заметил Владимир Лакшин) в одном месте говорит о себе как о бывшем острожнике: «Достоевский настолько привыкает смотреть на Ивана изнутри, что однажды проговаривается чисто „биографический В главе „Бунт“, увлеченный горячим, откровенным разговором с Алешей, Иван между прочим замечает: „Я знал одного разбойника в остроге..Обычно слова эти скользят мимо сознания, мы захвачены смыслом рассказа. Но, позвольте, когда это Иван успел побывать в остроге? Автор будто забыл, что еще прежде изложил всю предысторию Ивана и там ни словом не обмолвился об этом.
Да не был, разумеется, Иван в остроге, а это невзначай обронил увлеченный ходом своей мысли автор „Записок из Мертвого дома“, бывший каторжник Достоевский. Но такая „описка“, такое невольное объединение себя с героем в процессе творчества весьма много говорящая черта». Иными словами, Достоевский все время или только в этот момент олицетворяет себя с Иваном, то есть он прототип Ивана Карамазова».
В романе «Братья Карамазовы» есть весьма примечательный диалог братьев, ученого Ивана и послушника Алеши, о религии, который в дальнейшей литературной истории в некотором роде повторяет рассказ «Один день из жизни Ивана Денисовича», причем собеседники снова – главный герой Иван и баптист Алеша. Только теперь разговор происходит в лагере для заключенных. Логично, Иван ведь собирался пройти через страдания, вот и пострадал, пусть и в новой инкарнации.