«Велись поиски в области тактики. Пришлось отказаться от использования истребителей в плотных строях и в боевых порядках групп. Громоздкое построение чрезвычайно усложняло ведение воздушного боя, ухудшало маневренность машин, сковывая действия и тактическое мышление летчиков. В результате настойчивых поисков в основу боевого порядка истребителей была положена пара, состоящая из ведущего и ведомого, она заменила звено из трех машин…
Переход к паре во многом менял тактику воздушного боя, делал его более стремительным и быстротечным. Особенно эффективным был новый боевой порядок в строю «пара в кругу». В таком строю хорошо было обороняться против численно превосходящих сил противника.
Часто и всегда с успехом применяли ленинградские летчики это построение и при атаках больших групп вражеских бомбардировщиков».
Об этом же напишет впоследствии и первый трижды Герой Советского Союза маршал авиации А. И. Покрышкин.
Маршалы потом согласятся с Галкиным, но тогда инструкторы не соглашались.
Из книжки учета усвоения летной программы:
«Галкин М. П. прибыл в Ворошиловградскую военную школу пилотов (летчиков) 19 августа 1936 года, зачислен в 3-е звено 2-го отряда 7-го выпуска 3-й эскадрильи. Приступил к обучению на учебном самолете 3 марта 1937 года, окончил обучение на учебном самолете 21 октября 1937 года. Было сделано с 7-го мая 1938 года по 22-е ноября 1938 года: вывозных полетов — 70, самостоятельных — 87, контрольных — 50.
Все зачеты приняты с оценками «отлично» и «хорошо».
Присвоено звание «младший лейтенант».
О ца железяка?
До лейтенанта Галкин не дотянул всего по двум предметам из тринадцати, а на него уже и бронзовые литеры заказали для Доски почета окончивших школу с отличием. И по каким дисциплинам не дотянул, думать не додуматься: по воздушной стрельбе и моторам. Так что верно было написано в характеристике:
«Не любит выделяться, сильно развито чувство товарищества».
И зная уже, как отстрелялся, на всякий случай не ответил еще и на пустяшный дополнительный вопрос.
— Да вы что, товарищ Галкин… Марки зарубежных авиадвигателей без запинки, а типы отечественных болтов и гаек назвать не можете.
— А не все равно, какие откручивать?
— Странно вы рассуждаете.
В зачетной карточке учлета Галкина поставили второе «хор», так как первое уже перечеркнуло лейтенантские «кубари».
— Летчик-истребитель должен быть еще и классным авиамехаником, — высказал для летчиков четвертую ипостась экзаменующий. Вообще-то он мог придумать и пятую — стрелок. Но Галкинских попаданий в конус насчитали только на «хорошо», и то с натяжкой потому, что добрую половину своих патронов оставил он Кеше Игошину, стреляющему пулями той же окраски, но по буксировке с другого борта. И оставил вот почему…
Изучили наган, изучили карабин, бомбовооружение.
— ШКАС, — вынул наконец-то пулемет из чехла преподаватель. — Шпитального, Комарицкого. Авиационный. Скорострельный. Производит тысяча восемьсот выстрелов в минуту, то есть тридцать в секунду…
— Шо? О ца железяка? — не поверил Ваня Ищук, прозванный «Я з Украины» с первого дня знакомства.
— Я? О-о-о, я з Украины, — тянул он до того продолговато, будто Ворошиловград от его родины где-то аж за три… три… тридевять земель.
«О ца железяка» была проще и легче самозарядной винтовки Токарева, но по скорострельности пулемет этот остался, пожалуй, непревзойденным, и Гитлер до самого последу держал его в личном кабинете как образец в назидание своим хваленым оружейникам, так и не создавшим ничего, хотя бы мало-мальски похожего.