Читаем Откуда соколы взлетают полностью

— Похвастаться пока нечем. Объединились в коммуну-то станишные батраки да беднота. А приданого у всех — надежда на счастье да руки. А одного желания для строительства новой жизни, оказывается, маловато. Надо бы лошадей поболе да инвентарь кой-какой иметь. Ну, и жить сообща еще не научились. Не все получается так, как в задумках представляли. Оно ведь не нами еще сказано: не одним днем Москва строилась! Помучимся — научимся. Да только любой нашей неудаче богатеи радуются, любой промах за истину выдают, из мухи быка раздувают. Вот, мол, у коммунаров ничего не получается и не получится, коль не по-божьему делают. А мы ведь, действительно, всю нашу жизнь вовсе по-новому организовать мечтаем, какой еще не бывало: привольную, дружную и с достатком.

А из-под крутояра, с моста, где на вечерки собралась молодежь и играла гармонь, бойкие голоса, будто дразня Шеметова, озорно выводили:

Коммунары спят на нарах,Кобылятину едят.У них хлеб не народился,Они бога матерят.

Раздался хохот и свист. И снова всхлипывала гармонь и девичий голос озоровал:

Год коммуна существует,И такой у ней итог:На бумаге — дебит, кредит,А зерна в амбаре — ёк!

И снова хохот и свист…

— Вот так и потешаются… С дальним прицелом, конечно… Но рот им не заткнешь. Пока, действительно, почти все так и есть.

Догорал костер. Ребятишки спали на кошме под телегой.

— Ночь для раздумок дана. А гарное дило з утра починають. Утром и бачить будэм, чего робыть, — говорил Пантелей, провожая до моста гостя.

* * *

В воскресенье Шеметов встретил Пантелея Никитича на базаре, как знакомому улыбнулся.

— Ну, остаетесь жить здесь?

— Вжэ обоснувалысь, — с какой-то радостной легкостью выдохнул Пантелей. — Хатку на бэригу зробляем. В Совиты договорылысь, зэмлицу отцу и братьям дають. Я ж на общество буду робыть — скотинку пасты. Так шо вси у мэнэ скоро в должниках будэтэ. На подати и жить будэмо, як баре. — И он весело засмеялся.

— Ну, счастья вам на новоселье. Нужда будет — заходите в коммуну, поможем, чем сможем.

* * *

Хату Кравченки соорудили быстро. Старый опыт помог. Снова напахали пластов из дернины, сложили из них стены. На потолок, внакат, пошел чернотал, нарубленный тут же, на берегу Тобола. Крышу залили смесью глины с соломой, таким же глинобитным сделали пол. В углу, близ дверей, дед Никита сбил из глины печь, напротив сколотил двухъярусные нары. В переднем углу, вдоль стен, положил лавки, сколотил стол. Семья справила новоселье.

Больше всех радовалась Мария. Впервые за многие месяцы она замесила квашню, настряпала булки. В печку, к загнетке, поставила варить горшок борща. Она почувствовала себя снова хозяйкой и матерью. А к осени в избушке появился новосел: Мария родила мальчика. Назвали его Иванком. Так в семье стало два Ивана — младший и старший. И вечерами, когда собирались дома все и надо было ужинать, Мария Михайловна с любовью говорила:

— Ну, детки, помогайты мени, вас видь у мэнэ семеро.

Школа

Давно уж не было на полянах ягод. Утрами от инея седела степь. В выцветшем за лето небе журавлиные клинья, курлыча, медленно уплывали на юг. Подпаски Гриша и Федотка с грустью провожали их взглядом. Они уже теперь с азартом не щелкали пастушьими арапниками, как бывало летом, вплетая на кончик хлыста волосья из конского хвоста. С затаенной завистью посматривали на мальчишек, прибегавших прямо с книжками из школы встречать коров и спрашивавших их:

— А вы пошто в школу не ходите?

— Отцу без нас не справиться с табуном. А Федор с Иваном еще не вернулись из Сибирки. Они там батрачат у Дегтяревых.

Как-то за ужином Мария, поглядывая на ребят, заговорила с отцом несмело:

— А я вчера, Пантелей Никитич, у училки у школы була. Она казала, що можно Гришу з Федотком у класс привисти. Я разумляю, хай воны вчатся, можэ, у добры люды выйдуть, Дид Никита казав, що тоби подмогнэ пасты, если трэба будэ, тай и я помогу.

Все с выжиданием смотрели на отца. А он как-то радостно улыбнулся в усы, ласково посмотрел на ребятишек.

— Хай завтра и идуть, мать! Я об этом усе думаю, як туточки обоснувалысь. Що им нашей нуждой в гарну жизнь дорогу заступать?

В школу их привел дед Никита. Он долго топтался в коридоре, боясь постучать в класс, но дверь вдруг открылась. На пороге стояла учительница. Ее большие голубые глаза искрились добрым и радостным светом.

— Вот и Кравченки к нам пришли, — сказала она. — А ну-ка, смелее проходите в класс, знакомиться будем. Меня зовут Прасковья Николаевна. А тебя как? — обратилась она к Грише.

— Меня — Григорием, а брата — Федотком.

— Ну, вот и хорошо. А сколько тебе лет, Гриша?

— Одиннадцать на днях исполнилось.

— У-у-у, так ты у нас совсем взрослый. Это хорошо, будешь мне помогать. Садитесь-ка с братом вот за эту парту. Здесь и будет ваше постоянное место.

Перейти на страницу:

Все книги серии Орленок

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное