Откуда ты родом, душа?

Таким образом, одна из основных причин формирования феномена души состояла в том, чтобы избежать изолированности от общества. Одиночество – вот то гнездо, где зародилась и вызрела страдающая душа человека для того, чтобы снова связаться с обществом и быть принятым им в свое лоно. В основе душевного страдания два чувства: переживание собственной обделенности, униженности, оставленности, с одной стороны, а с другой – безмолвное взывание к справедливости.

Так что почва для экзистенциализма с его категориями отчаяния, страха, отчуждения и прочими пограничными ситуациями появилась не в новейшие времена: она была наиболее благоприятной для него в ту эпоху, когда человек только еще начинал «обрастать» душой. Можно предположить, что это был один из самых трудных периодов в жизни человека, так как становлению души противостоял «узаконенный» эгоизм и инстинкты наиболее сильных и наиболее здоровых (в животном смысле) членов сообщества.

Душевное страдание обогатило человеческую жизнь, окунув ее в атмосферу душевности и душевных связей. Оно изменило само качество жизни. Страдающий человек выжил только благодаря эмоциональной насыщенности своих чувств. Я бы даже сказал: благодаря изощренности и изворотливости своих чувств: от хитрости и притворной лести обществу до искренней любви и привязанности к нему.

Не случайно ведь, по крайней мере, в русском языке, слово душа используется как в смысле близких, сердечных, искренних отношений (душа-человек, жить душа в душу, не чаять души, быть душою дела или беседы, излить душу, положить душу за кого-либо и т. д.), так и в смысле схитрить и пойти против совести (покривить душой, взять грех на душу, заложить душу дьяволу и т. д.). Так что феномен душевного страдания привился в обществе только потому, что страдающий человек более приспособлен к жизни в обществе, он имеет более широкий и более глубокий опыт выживания.

Вот откуда, как нам кажется, непереносимость душевного одиночества большинством людей и постоянное стремление их уйти от изолированности даже ценою того, чтобы «сбиться в толпу». Мы довольно легко переносим «вакуум» духовного общения, оно даже бывает нам в тягость (правда, вследствие отсутствия должной культуры подобного общения). Но «вакуум» душевного общения порою бывает непереносим для нашей психики. Мы просто не находим себе места и такое состояние заставляет нашу душу страдать. Если вспомнить страсти Господни, то душевного одиночества не смог вынести даже Христос, просивший «Петра и обоих сыновей Заведеевых»:

«…душа моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною»⁹.

Это уже впоследствии человек изредка стал «употреблять» свою душу на то, чтобы меньше зависеть от общества и больше быть привязанным к природе, к искусству, к творчеству. А сначала, для того чтобы выжить, душа нужна была ему для связи с обществом, от которого порою всецело зависела его жизнь. Это был вопрос жизни и к смерти.

И косвенным подтверждением тому, что страдающая душа человека зародилась именно через физические испытания и лишения, является тот факт, что в первобытных религиях ритуал инициации сопровождался отчуждением от общества близких и родственников и испытанием неофита в процессе причинения ему физической боли. Новопосвящаемого буквально истязали посредством таких пыток как бичевание, соскабливание кожи и прижигание, выщипывание волос и вырывание зубов, лишение сна и пищи и т. д. и т. п. (Отголоски первобытных инициаций сохранились и в Христианстве, правда, всего лишь в виде таких суррогатов как крещение, причастие, конфирмация). Цель подобных испытаний состояла в том, чтобы

«…установить сопричастность между новопосвящаемым и мистическими реальностями, каковыми являются сама сущность общественной группы, тотемы, мифические или человеческие предки»¹⁰.

При этом считалось, что душа переходит в новое качество, позволяющее юноше влиться в общество взрослых. Инициация – это своеобразный пропуск в общество, где душа уже является ценностью. (Не просматривается ли на примере инициации то, как онтогенез душевного развития отдельного человека как бы повторяет филогенез душевного становления человечества?).

Таким образом, медленное, веками длящееся из поколения в поколение «отпочковывание» душевного страдания от страдания физического привело, в конце концов, к грандиозному скачку из мира животной психики в мир души, разума и духа.

Разум же, отчасти, зародился, как приспособительная функция души, для упорядочения спонтанности и эмоциональности и, если можно так выразиться, для повышения КПД души. Но проявления необузданности и стихийности психики, благодаря разуму, стали вводиться, к сожалению, не только в русло человечности и душевности, но и в русло узаконенной жестокости и эгоистичности. Не исключено, что только благодаря разуму, отдельные инстинкты человека трансформировались в эгоистические и агрессивные наклонности. И благодаря тому же разуму, эти наклонности в процессе проявления нашли свое оправдание в обширном и весьма условном кодексе нравственности.