По мере возможности уладив вопросы с Клементом и автомобилем, наконец-то могу заняться собственным похмельем, по-прежнему весьма досаждающим. Вот только единственным средством от него, похоже, является крепкий ночной сон. По крайней мере, из-за непрекращающегося дождя меня не изводят покупатели. С другой стороны, радоваться здесь абсолютно нечему.
К половине шестого вся моя выручка составляет жалкие тридцать фунтов. Так больше продолжаться не может. Не хочу остаток жизни стоять за прилавком, торговать уцененными книгами да молиться о чудесных переменах в жизни.
Клемент не единственный, кто страдает от бредовых идей.
Настало время принять кое-какую правду и о самой себе.
41
Доброе утро, среда.
Будильник прозвонил вот уже десять минут назад, а я все еще лежу в постели да созерцаю потолок. Отчасти наслаждаюсь тем обстоятельством, что от похмелья не осталось и следа, чему поспособствовали одиннадцать часов сна. Но главная причина, по которой меня не тянет выбираться из-под одеяла, это роящиеся в голове уйма идей и планов. Столько предстоит сделать — и на этот раз я могу честно признаться, что трудности меня абсолютно не пугают.
Наконец, я предпринимаю рывок в ванную, быстро принимаю душ и одеваюсь. Гостевая спальня признаков жизни по-прежнему не подает, и я стучусь в дверь.
— Подъем! Клемент, подъем!
Ответом мне служит серия нечленораздельных звуков и ругательств. Я лишь посмеиваюсь про себя и спускаюсь вниз.
Когда же Клемент соизволяет показаться на кухне, моя мисочка мюслей уже наполовину пуста.
— Доброе утро.
— Ага, типа того.
— Хорошо спалось?
— Чаю хочу, — бурчит он.
И это про меня говорят, будто я не жаворонок.
Клемент заваривает себе чай, отказываясь от моих яств на завтрак.
— Какие планы на сегодня? — интересуюсь я.
— Никаких. А ты чем планируешь заняться?
— Магазином, разумеется. У меня там уйма дел, весь день пробуду.
— Значит, придется торчать здесь.
— Вовсе необязательно. Что вы сами хотели бы делать?
— Полагаю, на зоопарк поблизости рассчитывать не приходится?
— Зоопарк? Хм, кажется, есть один в получасе езды. А что?
— Просто никогда не бывал в зоопарках.
— Серьезно?
— Да как-то собирались с Энни, но вот не срослось.
Мой первый порыв — убедить его отказаться от затеи.
Я предпочла бы точно знать, где он находится — по крайней мере, до той поры, пока мы не уладим вопрос долга со Стерлингом и он не поговорит с Джульеттой. Тем не менее упоминание Энни и моя вновь обретенная решимость обуздывать собственную манию контроля смягчают первоначальную реакцию.
— Что ж, ладно, если вам так этого хочется, могу подбросить вас до вокзала.
— И денег дашь?
— Конечно. Хотите, я распечатаю для вас маршрут и всякие детали?
— Пупсик, мне же не двенадцать, — фыркает Клемент. — Думаю, уж найду как-нибудь. Просто объясни, где это, да довези до станции.
— Да, конечно. Простите.
Определившись с занятостью на день, мы едем на вокзал. Вопреки всем моим стараниям, разговор совершенно не клеится. Клемент как будто не склонен к болтовне даже больше обычного.
На площади перед станцией я вручаю ему пятьдесят фунтов и бумажку с номером своего мобильного телефона.
— Как вернетесь, позвоните, и я вас заберу.
Клемент кивает, бурчит слова прощания и выбирается из машины.
Я наблюдаю за ним, пока он направляется ко входу на вокзал. Возле билетных автоматов Клемент достает пачку «Мальборо», затем хлопает себя по нагрудным кармана и разом сникает. Нет больше у него драгоценной «Зиппо».
Эх, лучше бы я уехала сразу же, как высадила его из машины.
Мимо Клемента проходит, попыхивая сигаретой, какой-то мужчина в костюме. Слов я, естественно, не слышу, но прохожий вдруг останавливается и достает из кармана зажигалку, которую протягивает Клементу. Прикурив, тот возвращает вещицу и благодарно кивает.
Я наконец-то трогаюсь и беру курс на магазин. На этот раз в пассажирах у меня тяжкий груз вины.
Пятнадцать минут спустя я уже стою с чашкой чая за прилавком в пустом зале. Все замыслы временно отодвигаются на задний план, пока я обдумываю утреннее поведение Клемента. При условии, что эта Энни действительно существовала, а не является очередным плодом его воображения, девушка явно значила для него очень многое.
И вот тут напрашивается один интересный вопрос. Да даже не один, а целая уйма.
Если Клемент столь убежден, будто уже умер и его отправили сюда искупать грехи прошлой жизни, следовательно, он не может не верить и в загробную жизнь. А раз таковая существует, не там ли сейчас пребывает его Энни? И если все так и есть, то, покончив здесь с делами, он снова с ней встретится, так ведь?
Тем не менее подобное заключение не вяжется с его утренним поведением. В преддверии своего потустороннего воссоединения с партнершей, как мне представляется, Клемент должен был проявлять большую словоохотливость.
Возможно, я только что выявила брешь в его бредовой сказке.
Тогда следующий вопрос: стоит ли указывать ему на данное несоответствие?
Мне требуется с полчашки чая, чтобы прийти к заключению, что идея не очень.