Откуда взялся этот Клемент?

В отчаянии я назвала собрание своих несостоявшихся романов «Краткость и гадость». И с каждым разом, когда я снова начинаю и снова опускаю руки, рана в моем сердце становится глубже.

Говорят, это «творческий кризис», но сама я так не считаю. Ведь кризис подразумевает, что он наступил в чем-то. У меня же хроническая «творческая пустота», поскольку в голове абсолютный вакуум.

Карл объясняет мои неудачи ненасытным чтением, из-за которого мою голову буквально распирает от чужих историй, среди которых я не могу отыскать свою. Может, он и прав, а может, у меня просто-напросто отсутствует творческая искра и живое воображение, чтобы написать роман.

Зато я стала совсем иначе смотреть на книги, которые раньше считала халтурой. Как бы я раньше ни фыркала над их содержанием, авторы все же изложили свои мысли, рассказали свою историю. И нашли заинтересованного издателя и читателей, готовых отстегнуть свои кровные за их труды. Презрение мое трансформировалось в зависть.

Одно время я подозревала, что отсутствие вдохновения объясняется тепличными условиями моей жизни. Я и вправду не совершила ничего значительного, и на мою долю не выпало грандиозных приключений. Но я знаю, что это отговорки. В мире уйма писателей, чья жизнь еще скучнее моей, однако унылые будни не помешали им сотворить шедевры.

Стивен Кинг сразу после университета стал отцом и во время написания «Кэрри» перебивался низкооплачиваемыми работами.

Джон Стейнбек был женат и во время работы над первым из шестнадцати своих романов занимался убыточным производственным бизнесом.

А Джоан Роулинг писала первый роман про Гарри Поттера, будучи матерью-одиночкой на пособии.

Выдающиеся произведения выросли на самой заурядной почве.

Думаю, это либо дано, либо нет. И заставляю себя принять прискорбную истину, что мне, похоже, все-таки не дано.

Так что в обозримом будущем я так и останусь хозяйкой книжного магазина — под насмешки тысяч бумажных напоминаний о собственной неспособности делать то, что по-настоящему хочется.

3

Я переступаю порог пустого дома. Из-за горестного препарирования прошедшего дня у меня напрочь вылетело из головы, что Карл вернется с работы поздно. Что ж, не стоит упускать возможность насладиться покоем, и я направляюсь прямиком в ванную.

Зажигаю пяток ароматизированных свечей и бросаю в ванну лавандовую бомбочку.

Десять минут спустя я осторожно опускаюсь в воду и закрываю глаза. Если и существует ощущение блаженнее, чем от погружения в горячую ванну, мне еще только предстоит его открыть.

Движимая исключительно бездумной решимостью и неизменным оптимизмом, я начинаю перебирать идеи для своего восемнадцатого романа. Недостатка в таковых нет, однако каждая абсурднее предыдущей, так что все они моментально отвергаются.

Душераздирающая тяжба разведенки за попечительство над своим котом? Ага, еще и назвать «Плач о мистере Миттенсе», в честь злобного котяры из мультика «Джонни Тест».

Кошмар.

Трудный подросток пытается вырваться из болота среднего класса, борется с зависимостью от денег? «Ад Хайгейтской школы».

Глупость.

Или вот: женщина затевает бурный роман во время непродолжительной загородной практики по бухгалтерскому учету. Что-нибудь вроде «Тридцать ночей с мужчиной-мечтой: сексуальный Excel».

Тупее не придумаешь.

Да что, черт побери, за дичь? Как-никак, я образованная женщина с красным дипломом по англистике! Откуда у меня в голове весь этот хлам?

Даже умиротворяющий аромат лаванды не способен унять охватившее меня раздражение.

Я выбираюсь из ванны, облачаюсь в пижаму и угрюмо топаю на кухню. Пересматриваю планы на ужин и сооружаю омлет с сыром, который ковыряю перед телевизором в уютной гостиной.

На рекламной паузе мое внимание привлекает анонс фильма «На пятьдесят оттенков темнее», снятого по одноименному роману Э. Л. Джеймс, продолжению моего литературного антагониста, «Пятьдесят оттенков серого». Хм, вообще-то, фильм может обернуться мне на руку — глядишь, гора книжек мисс Джеймс в магазине хоть сколько-то да убудет. Надо не забыть выставить завтра ненавистную книгу на витрину. Надеюсь, в стране еще остались такие, кто ее не читал.

Покончив с омлетом, я устраиваюсь на диване смотреть мыльную оперу. Быть может, часок бездумного бегства от реальности перезагрузит мое воображение.

Где-то на половине эн-тысячного эпизода «Улицы Коронации» до меня доносится звук отворяемой двери и тяжелых шагов по лестнице. Так, Карл дома. Я отключаю звук и прислушиваюсь. Он уже в нашей спальне, прямо над гостиной. Раздается шум все более лихорадочно выдвигаемых ящиков. Наверное, что-то потерял. Пожалуй, этим вечером обойдусь без его детских истерик. Сообразительности отыскать что-либо без моей помощи ему вполне достанет.

Я возвращаюсь к «Улице Коронации».

Пять минут спустя Карл врывается в гостиную. Естественно, взвинченный.

— Я оставил конверт на комоде. Ты его видела? — рявкает он.

— И тебе добрый вечер.

— Бет, только не сейчас. Мне нужно отыскать этот конверт.

— Хорошо-хорошо, только успокойся, — прошу я его. — Как он выглядит?