– Ого! – его восклицание наполнено каким-то детским восторгом. – Это мне?
– Угу, – я всё ещё не могу восстановить дыхание. – Только принимать его лучше сразу лёжа.
Рамис скептически смотрит на меня: мол, если ты хлипкая, это ещё не значит, что я такой. Корчу ему физиономию и мотаю головой. Нечего геройствовать.
– Что ещё я должен знать?
– Тебе будет больно, и, строго говоря, я бы предпочла, чтобы ты принял его в присутствии не такого безрукого целителя, как я. Мозги потом тоже какое-то время работают со скрипом.
– И всё же ты не стала дожидаться утра, – Дельтиго усаживается на кровать и протягивает руку за флаконом. – Скажи честно, мечтала оказаться в моём логове.
Я нервно хихикаю.
– Я посмотрю, на многое ли ты будешь способен после зелья.
– Ну раз ты смогла, то и я выдержу, – отмахивается Рамис.
Ещё один безалаберный тип. Или у них это родовое?
– Я притащилась к тебе, потому что я всё вспомнила. И мне нужно разобраться.
Взгляд Дельтиго становится взрослее, и он в одно мгновение преображается. Выглядит старше, умнее… Всё-таки да. Балагур и дамский угодник – всего лишь его маски.
Да и миниатюру-портрет, задвинутую за стопки книг, я успеваю рассмотреть.
Подозреваю, что Рамис более постоянен, чем хочет показать.
– Так давай обсудим прямо сейчас! Ты же сама говоришь, что потом соображать туго.
– Нет. Сначала прими. Пока в целительском крыле двойные дежурные. Я успею за ними сбегать, если что-то пойдёт не так. Потом смена всего из двух целителей. Не уверена, что они могут покинуть Катарину.
Погипнотизировав меня, Дельтиго решается и выпивает зелье залпом.
Удивлённо смотрит на меня, будто сейчас обвинит в розыгрыше, но спустя несколько секунд лицо его искажает гримаса.
У меня в груди всё сжимается. Я же помню, как это больно.
Не могу смотреть на белого как мел Рамиса, который корчится на постели. И словно неведомая сила руководит мной. Я поднимаю руку, от пальцев идёт голубой свет.
Кладу Рамису ладонь на лоб.
«Форца ацциттаре».
Дельтиго проваливается в забытье, а я обессиленно опускаюсь на стул, пытаясь понять, что со мной происходит.
Глава 44
– Что это было? – сипит Дельтиго, придя в себя.
– Запретная магия, – хмыкаю я, разглядывая Рамиса.
Ну вид у него уже не совсем плачевный.
– Как себя чувствуешь? Да не шевелись ты пока! Магию только попробуй.
Закатив глаза, Дельтиго щёлкает пальцами и вызывает светляка. М-да, и он тоже, никакого воображения у адептов Седьмого факультета. Нет, чтоб фаербол сформировать…
– Всё работает. А точно подействовало? – по глазам вижу, что, если я скажу нет, он попытается меня убить.
Пожимаю плечами:
– У меня будто невидимая плита перестала давить на грудь. Есть что-то подобное?
Рамис прислушивается к себе.
– Ну что-то вроде того… То есть теперь я излечился? Обмороков больше не будет?
– Если не будешь тянуть в рот всякую гадость, то нет, – ехидничаю я.
– Ну что, Гвидиче, выкладывай, что там у тебя. Соображаю я действительно не очень, но не так плохо, как думал… Могу тебе выдать последнюю лекцию по магтеории…
– Лучше б ты мне про магизмы рассказал, – ворчу я.
Дельтиго хмыкает:
– Как-то не до магизмов в последнее время было. Садись поближе, Гвидиче, – он двигается на кровати, освобождая для меня место и демонстрируя широкую мускулистую грудь. Глаза его хитро блестят.
Ну точно. Ему полегчало.
– А портретик не покраснеет? – я тыкаю пальцем туда, где стоит миниатюра с блондинкой.
Рамис смурнеет:
– Сам писал, рука не поднялась выбросить. Да садись ты на кровать! – рявкает он. – У тебя вид, как будто сейчас свалишься. Даю слово, буду вести себя прилично!
Посверлив Дельтиго взглядом, я сдаюсь и переползаю к нему.
– Выкладывай, что ты, как мэтр Теони, ходишь вокруг да около. Кто задумал нас отравить?
Вздыхаю.
– Чья задумка, не знаю, а вот технически нас с тобой отравила Катарина.
Рамис смотрит на меня сочувственно, и я отворачиваюсь.
Сейчас не время реветь, а я вполне могу.
– Уверена? – уже тише переспрашивает он.
– Да. Яд сделала она, это установлено и без меня. А сейчас я убедилась, что это сделано осознано. Катарина не была в заблуждении, она знала, что делала. И знала, что даёт нам отраву. Я не уверена только в том, что ей руководило. Чем больше я прокручиваю в голове и всю нашу дружбу, и последние дни, и то самое воспоминание, я не чувствую в ней ненависти ко мне. Это меня и настораживает. Картинка вроде бы складывается, но её краешки не склеиваются, а торчат уродливыми махрами рваного холста.
– Хочешь выпить?
В этом вопросе нет двойного дна. Дельтиго просто предлагает мне способ притупить боль. Ему помогает такой.
– Нет, пожалуй, не стоит. Нам с тобой очухаться до завтра.
– Тогда излагай. Лучше по порядку.
И глубоко вздохнув, я пересказываю то, что всплыло на поверхности моей памяти.