Отличный кусок дерева

— Как они узнали номер? — спросил Вилли. — Я не пойду.

— В больнице сказали, что это срочно; просили расписаться.

— Это не может быть срочно, — сказала Дорис со слезами, наливая из бутылки пиво для полицейского. — В бланке сказано — в пятидневный срок.

— Срочные дела делаются медленно. Благодарю, но на работе я не пью, — сказал полицейский.

— Какая это работа, — сказал Вилли. — Так, увеселительная прогулка, покуда тебя самого не прихватит. Вот моя жена понимает. Говорят, срочно! Пять дней!

— Далеко не увеселительная прогулка под таким дождем, — сказал полицейский.

— Да, пожалуй, — сказал Вилли.

— Вы насквозь промокли. Если так ходить на пустой желудок, того и гляди помрешь, — сказала Дорис полицейскому — тот взял кусок пирога с тмином. Потом он удалился, заполучив, вместо Вилли, подпись Дорис. Вилли попытался уйти от беды, отправившись в Паб, и, вернувшись, с торжеством объявил Дорис, что нет ничего удивительного в том, что они не получили телеграммы, потому что сам он видел, как разносчик телеграмм сжигал на заднем дворе кипы желтых телеграфных бланков. «Чтоб согреться, — сказал он», — пояснил Вилли.

— Только что звонили по телефону из больницы, чтобы подтвердить, — сказала Дорис.

— А зачем ты подошла к телефону?

— Потому что могло быть что-нибудь важное. Так и вышло.

— Опять срочно, я полагаю, — в испуге яростно проговорил Вилли.

— Они узнали, что наш телефон работает. Они и так сердились, что полицейскому пришлось зря ездить. Я им сказала, что это не может быть так уж срочно, если тебе нужно явиться к ним через пять дней, а доктор рассмеялся и сказал, чтобы ты попробовал прикладывать теплое. Сегодня будешь спать внизу, в тепле.

— Это почки. Ничего нового они не смогут сказать про мои почки. Как они у меня разладились на войне, так и тянется.

— Я бы сказала, это от работы на холоде, там у бункера, — сказала Дорис.

— Клевещешь на мой бункер.

— Да я не про твой бункер. Я про маленький, который они нам предоставили во время войны. Будешь спать на диване, с хорошенькой грелочкой.

— А ты где ляжешь?

— Я буду спать в твоем телевизионном кресле. Если я крепко засну, я сверху тебя не услышу.

— Кресло для сна не годится.

— Я возьму одеяла, на которых глажу, будет вполне удобно. Я могу принести их из шкафа, где они проветриваются.

Несколько часов спустя, и за два часа до того, как ей идти на работу, он со вздохом проснулся. Через минуту она стояла, наклонившись над ним со стаканом теплой воды и таблеткой аспирина. Потом она позвонила в больницу, водя пальцами по резной коробочке для лекарств, которую смастерил для нее Вилли, хотя принимать таблетки она не особенно любила. «Подойдет для твоих шляпных булавок», — сказал он. Смешно, за все эти годы совместной жизни он не заметил, что она не носит шляпных булавок.

— Доктор, он стонет, и, кажется, тепло не очень ему помогает.

— Вы ему дали грелку? — спросил сотрудник больницы, усталый как собака.

— Я сейчас сменю воду. Господи, сколько же вы работаете, — сказала Дорис в трубку.

— Каждые два часа можете давать ему чашку чая.

— Беда в том, что мне скоро идти на работу.

— А он сам не может это сделать?

— Он мало движется в мое отсутствие.

— А что он любит?

— Телевизор.

— Что еще?

— Мне кажется, ему довольно-таки нравится, когда я возвращаюсь домой.

— Сколько часов в день вы работаете?

— Девять — десять, да еще автобус.

— Ему надо больше двигаться, больше бывать на улице. Иначе его почки откажут.

Она принялась нажимать на петлю виллиной коробочки, пытаясь открыть ее и вдруг проговорила:

— Ох, простите, доктор. Я сломала его петлю.

— Что?

— Его петлю. Он очень хороший столяр, но он не любит торопиться. Лучше я побегу и отнесу коробочку в мастерскую за углом, пока он не заметил.

— Скажите ему, чтобы явился ко мне на прием.

— Он не пойдет, доктор. Вчера, когда они все перепутали насчет его приема у врача, он взял такси от автобусной остановки до дому. Я не помню, чтоб он когда-нибудь ездил на такси.

— Говорите, тепло не помогает.

— Зря он не канючит доктор. Я знаю. Ему действительно худо.

— Если тепло не помогает, попробуйте лед.

Немного погодя в дверь постучал второй полицейский. Дорис пошла открывать. Вилли встал и выглянул за тюлевую занавеску.

— Не впускай, — сказал он, но было уже слишком поздно.

— Не хотите чашечку чаю? — предложила Дорис в холле. Вилли попытался преградить путь в гостиную. Дорис вошла, с силой толкнув дверь, на которую он навалился.

— Он явился насчет моих почек.

— Нет, не их. У тебя просто была ужасная простуда.

— Говорю тебе, это из больницы.

— Впусти его.

Молоденький полицейский стоял и крутил в руках свою каску.

— Мы ведем непрерывное расследование по поводу пропажи двухсот пятидесяти писем, таинственно исчезнувших в вашем квартале, — сказал он.

— Ничего из того, что предназначалось нам, не пропало, — сказал Вилли.

— Было письмо из больницы. Мы его так и не получили, — сказала Дорис. — Они говорили, что отправили.

— Ага, — сказал полицейский.

Вилли отправился в кухню. Следом отправилась Дорис.

— Он только выполняет свою работу, — сказала она.