Отличный парень

Мать называет кабинетом безвкусно обставленную комнату со смешными бантиками на абажурах настольных ламп. Здесь, расположившись за письменным столом эпохи Людовика XV, она подсчитывает свои расходы на хозяйство.

— Сядь…

«Мне ничего не оставалось, как опуститься на ее пуфик», — вспоминает она, продолжая расчесывать волосы.

— Горничная сказала мне…

— Что?

— Я просила, чтобы она сообщала мне каждый месяц о том, сколько нашла твоих трусиков с пятнами крови.

У нее перехватывает дыхание.

…Она смотрит на свое отражение в зеркале мотеля и замечает, как заливаются краской ее щеки.

— Я вынуждена осуществлять жесткий контроль. В этом состоит мой материнский долг…

Но почему она произносит эти слова таким заискивающим тоном?

— Вот уже два месяца, как горничная не находит твоего нижнего белья со следами месячных. Из этого можно сделать вывод, что ты либо пользуешься хорошими прокладками, либо выбрасываешь запачканное белье…

— Не стоит копаться в мусорной корзине, — заявила Анук, дрожа от ярости. — Я и так скажу: я — беременна…

— Прошу, не шути так жестоко, — произнесла мать. — У меня крепкие нервы. Этому меня научила жизнь с твоим отцом. Однако подобные слова могут довести до инфаркта кого угодно. Почему ты выбрасываешь свои трусики?

— Я вовсе не выбрасываю их… — сказала она. — Просто я беременна. Вот уже три с половиной месяца. Я ношу под сердцем ребенка. И он будет принадлежать только мне…

У матери бледнеет лицо.

Стоя перед грязным зеркалом обшарпанного мотеля, Анук вновь видит перед собой как будто наяву испуганную мать.

— Ты не можешь сделать это…

— Это уже сделано…

Мать смотрит на нее с недоверием.

— Анук, скажи, что ты пошутила…

На секунду ей становится жалко мать.

— У меня будет ребенок… Что тут особенного? Может быть, ты выпьешь стакан воды, чтобы успокоиться?

В дверь постучали. Анук чувствует, как в ее груди учащенно забилось сердце.

— Иду, — говорит она.

Закутанная до ушей в банное полотенце, причесанная и чистая, если не душой, то телом, она направляется к двери.

— Привет, — говорит Стив, стоя в дверях. — Вам уже лучше?

— Входите, — приглашает она. — Где же мои вещи?

— Я отдал их в чистку двадцать минут назад… Не надо волноваться… Посмотрите, что я принес вам…

Он протягивает ей пластиковый пакет, на котором красными буквами было написано:

Сохрани Америку красивой —
Подарок от Файрстоуна.

Стив прикрывает за собой дверь. Анук подходит к нему совсем близко.

— Вы пахнете так же, как и я…

— Я пользовался тем же мылом, что и вы, — говорит он. — Еще одна ниточка, которая связывает нас… Вы похожи на кокон…

Он произносит эти слова по-французски.

— Кокон…

Он поднимает Анук на руки и осторожно опускает ее на кровать. Затем медленно разворачивает банное полотенце. Ее тело ничем не прикрыто. Ее охватывает озноб. Всей кожей она ощущает прохладное дуновение кондиционера.

— Я не смог отдать в чистку мои вещи, — говорит Стив. — Было бы нелепо разгуливать по территории мотеля в одних трусах.

— Вы можете вызвать по телефону служащего, чтобы он отнес вашу одежду в чистку, — говорит она, словно спешит лишить всякой романтики то, что должно вот-вот произойти между ними.

— Подобное обслуживание не предусмотрено в этом мотеле, — говорит он.

Жалюзи на окнах плотно прикрыты. И все же сквозь щели в комнату проникают узкие полоски света.

— Мы сейчас займемся любовью, — говорит он, как бы раздумывая, стоит ли им это делать. Затем он опускается на постель рядом с Анук.

— Мне надо предохраняться?

Она не знает, что ответить ему. Обижаться или радоваться? Проявляет ли он заботу о ней или же, наоборот, думает только о себе любимом?

Он опускает правую руку на шею Анук.

— У меня слишком большие руки.

— Это правда, — говорит она, ощущая его пальцы на своем горле.

— Однажды вы уже испытали все прелести незапланированной беременности. Сейчас не время начинать все с начала… Может быть, вы сомневаетесь? Подумайте хорошенько… Вы замужем… Как вы посмотрите в глаза своему мужу сегодня вечером, когда он вернется из Бостона? Вам придется солгать… Если вы не хотите, я не трону вас…

Она смотрит на него, не отрывая взгляда:

— У вас та же проблема…

Пальцы Стива еще сильнее сдавливают ее горло.

— У вас точно такая же проблема. Сегодня вечером вы вернетесь домой к Дороти, поцелуете ее и посадите Лакки к себе на колени…

— Не надо заботиться обо мне, — произносит он почти со злостью в голосе.

— Если вы задушите меня, — говорит Анук, — то проблема супружеской измены решится сама собой.

Она вдруг пугается своих слов, но и рука Стива слишком крепко сжала ее шею.

— Простите меня, — произносит он самым светским тоном. — Простите. Я, должно быть, немного вас придушил.

Анук кажется, что в комнату входит Дороти и садится в кресло, стоящее напротив кровати. Анук отодвигается от Стива.

— Угрызения совести мучают вас, а не меня… Что касается меня, то я-то не люблю мужа… Это был вынужденный брак… У вас теплый домашний очаг и ребенок. Подруга детства разделяет с вами постель… Вы для меня, — произносит она с вызовом, — мимолетное увлечение, не более того…