Отложенная казнь

– А ведь в чем-то ты прав, Карле, – вдруг успокоился Джако. Он перехватил пистолет и чуть склонил голову, рассматривая брата. – Думаешь, почему я не убил тебя раньше? Хотя бы неделю назад? Я хотел, чтобы ты все вспомнил, в том числе свою удачливость. Ведь мало кому так везет: получить сразу и самую красивую девчонку в Эксе, и самую сильную ведьму. Да и отец всегда выделял тебя. Хотя я старший.

– Отец вообще никого и никогда не выделял, – холодновато напомнил ему Карл.

Отца он тоже вспомнил. Высокого, ширококостного. Именно в него братья пошли ростом и фигурой. У отца были темные курчавые волосы, обычные для тех мест, и почти круглое лицо, которое наследовал старший. Карл больше пошел в мать, с ее четкими чертами и высокими скулами. Но никто из детей не унаследовал холодный характер отца. Нет, он любил детей. Но в силу своей чопорности никогда не показывал своих чувств. Он давал им все, что положено: воспитание, кое-какое образование, место в деле. Но не любовь и тепло.

– И все же тебе всегда давалось больше, – не сдавался Джако. – Ладно отец. Но… тогда, в Эксе, все смотрели только на тебя, и мои друзья сразу становились твоими. В учебе тебе все давалось легко. Май и Мон – они тоже выбрали тебя. Особенно Май. Даже Энрик и тот считается с тобой, боится тебя. Уже тогда боялся. В поединках побеждал ты, хотя именно я был лучшим воином. Счет поручали тебе, переговоры тоже.

– Потому что ты всегда давал волю эмоциям и пропускал простейшие удары, – напомнил Карл. – А счет… Надо было меньше проводить времени с этими самыми друзьями в таверне. Что до Мона и Май… Тут ты тоже никогда не рвался вперед. Ни в одно из наших возвращений ты даже не пытался убить Энрика. И кстати, с чего бы это при таком раскладе ему тебя бояться?

– Да все и всегда давалось тебе, – будто и не слыша его, продолжал брат. – Каждый раз! В Париже ты был аристократом, когда я почему-то обычным мясником. Когда мы вошли в Польшу, ты был уже лейтенантом, а я только старшиной. Даже здесь ты – майор, а я – капитан.

– Это смешно, Джако. – Карл начал раздражаться. – В Париже я был чумным доктором и пахал как проклятый. Второй раз из-за моего якобы происхождения нас чуть не растерзала толпа. Великая Отечественная… не думаю, что тебе хотелось бы поднимать людей за собой в атаку. И вообще, чего тебе не хватало, брат? Я же все и всегда делил с тобой!

– А я не хочу, чтобы со мной делились. – Он потрясал пистолетом, похоже, забыв, что оружие снято с предохранителя. Карл подумал, как бы этот придурок не ранил себя. – Я хочу всем владеть один. Понимаешь? Мне не нужен брат. Тогда в Эксе… Знаешь, я только один раз был счастлив: когда стоял на площади и смотрел на смерть Леони и ее родителей. Ты этого лишался! Навсегда! И я так верил, что в этот момент там, в лесу, наемники Энрика смогут убить тебя… Но не вышло. Жаль…

Он чуть успокоился.

– Я вписался во все это, чтобы найти возможность убить тебя, – снова холодно и жестко сообщил Джако. – Там, когда вы первый раз убили его и поняли, что он проклят и возродится. Тогда я стоял рядом с вами и давал эту чертову клятву на крови. Чтобы просто дождаться момента!

Вот оно! Вот ради чего стоило слушать все это! Карл с трудом сохранил лицо. Он вспомнил того же подростка, лежащего на земле, прямо в пыли улицы Экса, чуть скорчившегося и жалкого. Из живота Энрика торчал меч. Его, Карла, любимый клинок. Вспомнил Май, еще совсем молоденькую. Ведь тогда ей было всего четырнадцать. Вспомнил, как она чуть поморщилась, проливая на рану убитого свою кровь. Следом это сделали Мон и сам Карл. И да, четвертым был Джако. Потом Май говорила какие-то слова, шепотом, речитативом. Заклятье на крови. Карл мало что понимал, он только очень боялся за нее – магия отнимала у нее все силы. Когда Май закончила обряд, то просто потеряла сознание. Карл успел подхватить ее и… И все. В следующий раз он очнулся во Флоренции недалеко от дома алхимика.

– Джако, ты совсем не меняешься, – устало заметил Карл. – Столько лишних слов… Ты остался, чтобы убить меня. Но почему тогда тянул так долго? Только не надо говорить, что не было другой возможности.

Брат вызывал в нем раздражение и неприятное, почти брезгливое чувство жалости, как это часто бывало раньше. Что-то в Джако всегда было не так. Карл подумал, что ему как-то не хочется умирать от руки такого человека.