Читаем Отложенное убийство полностью

Вместо ответа Галя ткнула пальцем в пробел. Один из металлических, крашенных в больничный белый цвет прутьев был удален, отчего весь их ряд выглядел сдвинутым влево.

— Без понятия, — нагловато ответил Бойко шустрой московской девице. — Я к ним что, приглядываюсь?

— И на третий день Зоркий Глаз заметил, что в салуне не хватает одной стены, — прокомментировал Турецкий. — Смотри ж ты, какие аккуратные прутья.

Гладенькие, тоненькие… Из таких хоть отмычку делай, хоть что хошь.

— Отмычку? — усомнился майор Резеда. — Не получится. То есть получится, но… Если таким прутом орудовать, здесь бы скрежет до небес поднялся.

Пошли исследовать замки. На них были явно видны характерные царапины.

— Неужели не слышали, господа Никифоров и Бойко? Что, ватой уши заложили или берушами воспользовались? — напирал Турецкий.

— Я бы сказал, — Резеда снова старался смягчить суровость москвичей, — что нашими сотрудниками была допущена халатность…

— Халатность? — язвительно бросил Турецкий. — Речь идет о преступном сговоре. И о предательстве. Сколько вам заплатили, господа, чтобы вы сделали вид, будто ничего не видели и не слышали?

И, не пытаясь найти компромиссы с угнетенным Резедой, Турецкий сказал, что видит все основания для передачи дела Никифорова и Бойко старшему следователю по особо важным делам Краснодарской краевой прокуратуры Николаю Чижову. Мало инициативному, но честному служаке, которому он полностью доверял.


18 февраля, 14.12. Александр Турецкий


«Все-таки как много общего между Сочи и Москвой», — размышлял Турецкий, поглядывая в окно». Вообще-то, надо полагать, выглядывание из окна автобуса с черной надписью «Ритуал» должно считаться верхом неприличия, однако взирать всю дорогу на сидевшую напротив липатовскую вдову было бы слишком печально. Деморализующее зрелище! Склонив голову, вдова неподвижно уставилась в пустоту, где, возможно, видела отсутствующего на земле Бориса Никифоровича. Ее пальцы, шевелясь сами по себе, ощипывали траурную хризантему по одному лепестку: так девчонки ощипывают ромашки, решая глобальный вопрос: «Любит — не любит?» Сострадательный Слава Грязнов, плечом подпиравший вдову, тоже шевелил пальцами самым заковыристым образом — наверное, из сочувствия. Никто не смел нарушить молчания, и в салоне автобуса слышались лишь гудение двигателя и легкий скрип, создававшийся незначительным перемещением гроба, когда ко всему равнодушный водитель прибавлял скорость, стремясь побыстрее достигнуть печального пункта назначения.

На мысль о сходстве между двумя городами Турецкого навела промелькнувшая на углу табличка с названием улицы: «Тимирязевская». Александр Борисович вспомнил, что в Москве тоже есть улица Тимирязевская. А также, напоминая о московской топонимике, в Сочи имелись улица Островского и улица Воровского, улица Чехова и улица Гончарова, улица Каширская и улица Армянская. В Сочи был даже — вот смех! — Цветной бульвар.

«Названия — это, конечно, не главное, — продолжал вести свои мысленные заметки Турецкий. — Тем более в Сочи полно и своих названий, несущих отпечаток южного колорита: всякие там Инжирные, Абрикосовые, Виноградные, Бамбуковые… Дело в том, что как Москва, так и Сочи — города, предоставляющие чрезвычайные возможности. За овладение ресурсами и там, и там идет борьба — между бандитами и органами правопорядка, между разными бандитскими группировками. И с конкурентами там и тут расправляются жестоко. Крайне жестоко…»


Хоронили Липатова при большом стечении народа: и сочинского, и приезжего. Многих Борис Никифорович раздражал своей бескомпромиссностью, и они явились, чтобы увидеть его в гробу; еще большему количеству людей сделал добро, и они пришли, чтобы отдать ему последнюю дань уважения. Лицо, более не искаженное страданиями, благообразно выглядывало из венков и букетов, притушевывающих бледность смерти. Погода воцарилась веселенькая, с пением раздухарившихся птичек, с полоскавшимся высоко и ослепительно влажным, полным стремительно бегущих облаков небом, и не понять было: уместна ли в день погребения такая погода, или лучше было бы, чтобы на свежую могилу лил дождь? Вдова на похоронах не плакала: перегорела. Сослуживцы Бориса Никифоровича старались выражать молчаливое сочувствие и мужественную скорбь. В нескольких скупых речах, произнесенных на кладбище, прозвучало упоминание о том, что безвременная смерть прокурора Липатова не останется безнаказанной и карающая рука правосудия настигнет убийцу.

Эта самая карающая рука правосудия, по идее, принадлежала Александру Борисовичу Турецкому, которому поручили вести еще и дело об убийстве Липатова, справедливо полагая, что оно напрямую связано с делом «Хостинского комплекса». И, вернувшись с кладбища, он привычно погрузился в кипы документов. «Ищи, кому выгодно» — этого заведенного древними римлянами правила никто не отменял. Кому еще, кроме хостинских братков, понадобилось бы убивать прокурора города Сочи? Задача заключалась в том, чтобы вычислить исполнителя. На этом пути Турецкий видел три варианта.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже